Jewish Book Favorites 
(Russian Language)
from the Jewish Russian Library

Home

Еврейские Книги на русском языке Online
Jewish Book Favorites
site map

     
   

что хорошо, красиво, справедливо и достойно внимания. Здесь нет вечных стандартов — только вечно меняющиеся критерии. Здесь нет места вездесущему Творцу, который с неизменной мудростью правит миром. Великие творения литературы и искусства в такой трактовке — дело рук индивидуального гения.

Тем не менее, этот гений всегда берет свое начало в способностях, которыми художника одарил Всевышний.

Тора говорит; "Я призвал именно Бецалеля, сына Ури, сына Хура, из колена Йегуды. Я исполнил его Духом Б-жьим, мудростью, разумением, пониманием и всяким искусством..."

{Шмот — "Исход", 31:2-3)

И если художник не осознает, Кем вручен ему этот дар, то его творения служат, скорее всего, восхвалению идолов, а не прославлению Создателя рода человеческого.

В отличие от художников и писателей, ученые ничего не создают — они исследуют. С помощью своих экспериментов и открытий они познают мир. Они не производят на свет новые загадки, а разгадывают существующие.

В статье Лео Леви "Тора и светские науки", опубликованной в одном из религиозных научных журналов*\ я нашел цитату из Мидраш Раба на Книгу Эйха (2:13), которая, на мой взгляд, точно выражает это различие:

"Как говорили наши мудрецы, "если скажут тебе, что есть хохма — наука (или мудрость) — у других народов, верь этому; если скажут, что есть у них Тора — не верь"..."

В то же время существуют научные дисциплины, которые, строго говоря, нельзя отнести ни к той, ни к другой области. Социальные науки вроде антропологии, социологии и психологии занимают туманное, промежуточное положение меж-

? ОШодох )ето&Ъ $с1епй$15, уо1

о? ОтШодох

ду гуманитарными и точными науками. С течением времени их методы становятся все более строгими. Однако в их толкованиях и рекомендациях все еще переплетаются точно установленные факты, эмпирические закономерности и личные пристрастия вовсе не нейтрального исследователя.

Еще труднее определить место технологии на этой карте науки. Ее потрясающие достижения зачастую сопровождаются чрезмерным раздуванием роли человека и его возможностей. Как и в гуманитарных дисциплинах, личное тщеславие здесь может быстро превратить совершенно невинную и, в потенциале, благодетельную научную дисциплину в нечто

абсолютно "трефное".

Не исключено, что исследователь, подходящий к научным проблемам с твердой философской базой, с перспективой, почерпнутой в Торе, гораздо меньше рискует стать жертвой собственного тщеславия... Но не исключено, что это рассуждение и само заражено тщеславием.

Я ведь с самого начала отметил, что все эти построения — не более, чем попытка весьма частичного решения вопроса.

5, 1979

245

244

Глава 2

1

ПОКА Я ЗАНИМАЛСЯ В ЕШИВЕ, а Дов Хаим посещал хедер в соседнем с нашим районе Сан-гедрия Мурхевет, Давид оставался с нянькой, метапелет, которая содержала небольшой детский сад у себя на дому.

Барбара в это время слушала лекции и изучала иврит в женском религиозном колледже Неве Йерушалаим, рассчитанном на иностранных студенток с "ограниченным" еврейским образованием.

Двора ходила в четвертый класс религиозной школы Бейт Яаков. Труднее всего приспосабливалась к Израилю

именно она.

В Америке, где выходцев из Азии не так уж мало, и даже в еврейских общинах встречается множество детей, внешне похожих на нее (это могут быть, в частности, приемные дети или сыновья и дочери американских военнослужащих, женившихся на корейках или вьетнамках), она не особенно выделялась среди сверстников. Но в Израиле она была такой же белой вороной, как в свое время светловолосый Дов Хаим на Тайване, и привлекала к себе гораздо больше внимания, чем ей бы хотелось.

246

Во время нашего пребывания на Тайване Дов Хаим был еще слишком мал, чтобы замечать удивленные взгляды окружающих, да и китайцы, по большей части, были достаточно деликатны, чтобы воздержаться от насмешливых замечаний. Дворе же было почти десять лет, и она впервые в жизни почувствовала себя не такой, как все.

Совершенно незнакомые ей люди без всякого стеснения выражали сомнение в ее еврействе, даже в ее праве находиться на Святой земле; дети насмехались и издевались над ней; и даже учителям, как нам казалось, было трудно сориентироваться в ситуации, которая была для них совершенно непривычной.

Пытаясь успокоить Двору, горько рыдавшую из-за этих издевательств, вооружить ее против предрассудков, лицемерия, бесчувственности и прочих "прелестей" холодного, жестокого мира, мы с Барбарой и сами не раз доходили до слез.

Однако мы были уверены — или, по крайней мере, очень надеялись, — что все наладится, как только Двора обзаведется новыми друзьями и обретет хоть немного уверенности в себе.

ВПРОЧЕМ, ЭТИ ТРУДНОСТИ были едва ли не единственным обстоятельством, омрачавшим нашу более чем приятную во всех остальных отношениях израильскую жизнь. Нам казалось, что мы упиваемся сладчайшей из всех когда-либо слышанных симфоний. Израиль не переставал интересовать и волновать нас, а очарование Иерусалима с течением времени стало все больше проникать в наши души.

Мы подолгу бродили по его кварталам, улицам, переулкам и тупикам. Если в Америке субботы и праздники были для нас всего лишь короткими перерывами в будничной череде профессиональных и учебных занятий, то здесь они стали увенчивать наш жизненный распорядок, и без того насыщен-

247

ный возвышенной духовностью. Достаточно сказать, что когда я в первый раз услышал звук сирены, возвещавший всему городу о наступлении субботы, у меня буквально мурашки поползли по коже.

"Понимаешь, — пытался я растолковать свои ощущения Барбаре, — в Америке еврей постоянно не совпадает по фазе со временем. Его еврейское время не согласуется с распорядком жизни города и окрестностей. Сами ритмы еврейского и нееврейского времени различны. Это просто еще одно свидетельство различия между "нами" и "гоями". По субботам мы создаем вокруг себя маленький островок еврейской жизни, окруженный морем жизни нееврейской, в котором люди в это самое время подстригают свои лужайки, крутят свои стерео-установки, мчатся по делам в своих машинах. А здесь суббота совпадает с субботой, понимаешь?"

Барбара кивнула:

"Я понимаю, что ты хочешь сказать. В Штатах я всегда ощущала, что, как бы мы ни стремились вверх, к большей духовности, окружающая жизнь тянет нас вниз. Здесь, как бы мало духовны мы ни были, окружающая жизнь поднимает нас, тянет кверху."

В сущности, еще не говоря об этом вслух, мы с Барбарой пришли к одному и тому же решению: мы должны остаться в Израиле и растить своих детей здесь.

В качестве первого шага в этом направлении я подал заявление в министерство абсорбции. Там есть специальный отдел, помогающий научным работникам, желающим репатриироваться в Израиль.

На протяжении нескольких последующих месяцев я прошел собеседования в четырех ведущих израильских университетах, а также в некоторых других научных учреждениях. Увы, я не получил никаких конкретных предложений. Я был весьма обескуражен. Было ясно, что при отсутствии серь-

248

езных перспектив найти работу нашим надеждам совершить алию не суждено осуществиться.

Когда до конца отпуска оставалось всего несколько недель, один из наших друзей посоветовал нам поговорить с ре-бецин Эстер Сегал. Госпожа Сегал была широко известна своей поистине выдающейся благотворительной деятельностью. Каждый день в определенные часы она принимала людей, приходивших к ней за советом и благословением.

Я понятия не имел, чем она может мне помочь, но рассудил, что повредить благословение этой святой женщины наверняка не может.

И ВОТ ОДНАЖДЫ мы с Барбарой отправились в религиозный район Меа Шаарим. Не без труда отыскав маленький скромный дом ребецин Сегал, затерявшийся в маленьком переулке недалеко от вшивы "Мир", мы постучали в дверь.

Ребецин открыла дверь, пригласила нас в небольшой салон и угостила прохладительными напитками и фруктами. Барбара коротко рассказала ей о нашей семье, нашем постепенном приходе к идишкайту и нежелании возвращаться в Штаты. Я, со своей стороны, поведал гостеприимной хозяйке о бесплодных поисках работы в Израиле.

Мы говорили сумбурно и, как нам самим показалось, не очень последовательно, и потому чувствовали себя весьма неловко. Однако ребецин отнеслась ко всему услышанному с полной серьезностью.

"Для блага ваших детей, — начала она, — вам действительно совершенно необходимо как можно скорее покинуть вашу американскую общину и вернуться в Эрец Исраэль."

Тут она посмотрела на меня и проницательно заметила:

"Вы производите на меня впечатление человека, который всегда стремится быть хозяином положения. Это серьезная проблема. Вы из тех людей, которые ничего не начинают, по-

249

ка не убедятся, что они все продумали до конца и полностью контролируют ситуацию. Люди, подобные вам, зачастую забывают, что на самом деле мы ничего не контролируем и ничего не решаем.

Это Всевышний, — Гакадош Барух Гу, — это Он решает, что с нами произойдет. Лишь благодаря Ему мы дожили до сегодняшнего дня, лишь по Его воле мы будем жить завтра. Наша жизнь полностью в Его руках."

Она опять замолчала, словно давая нам время обдумать

ее слова.

"Пока вы не поймете это, пока вы не проникнетесь настоящей верой в могущество Всевышнего, вы не продвинетесь ни на шаг. Прежде всего вы должны поверить. Поверить, что не вы, а Он контролирует ситуацию.

Конечно, вы обязаны делать все, что в ваших силах, — не пойдете же вы через шумный перекресток на красный свет светофора с закрытыми глазами, надеясь, что Всевышний о вас позаботится и убережет от гибели! — но помните, что, в конечном счете, вашу судьбу решает Он. Оглянитесь вокруг. У всех есть хлеб и крыша над головой, все как-то устраиваются. Если вы действительно хотите остаться здесь, вы должны по-настоящему поверить в Него."

ПОБЛАГОДАРИВ РЕБЕЦИН СЕГАЛ и распрощавшись с ней, мы отправились в обратный путь в Маалот Дафна. Мы шли медленно, молча, каждый из нас был погружен в свои мысли. По пути мы присели отдохнуть на первой попавшейся

по пути скамейке.

Я повернулся к Барбаре и сказал:

"У нее все так просто и ясно. Кстати, ты обратила внимание, какая у нее скромная квартира; никаких украшений, никаких излишеств, — но какая безукоризненная чистота! И как сама она вписывается в этот интерьер — почти аскетизм,

250                                                                                       ,

почти суровость?! И при всей этой кажущейся простоте в ней чувствуется что-то неординарное. Ты тоже это заметила?"

Барбара кивнула:

"Да, разумеется. Но почему ты ничего не говоришь по существу вопроса? Мне показалось, что она адресовала свои слова именно тебе."

Я мысленно прокрутил в голове все сказанное ребецин во время нашей встречи, и, помолчав, ответил:

"Думаю, что эта леди не ошиблась номером."

251

Глава 3

ОТПУСК ПОДОШЕЛ К КОНЦУ как-то очень неожиданно и быстро. Делать было нечего: мы упаковали свои пожитки, тепло распрощались с новыми друзьями и поднялись в самолет, вылетающий в Соединенные Штаты.

За эти полгода в Израиле мы настолько отошли от "нееврейского" мира, что, вплоть до самой посадки в аэропорту имени Кеннеди, так и не сообразили, что прилетаем в разгар

христианских праздников.

Назойливо-вездесущие рождественские украшения, колокольный звон, от которого закладывало уши, лихорадочные толпы в магазинах и на улицах — все это резко контрастировало с задумчивой тишиной Иерусалима. Как обычно, многие наши соседи-евреи уже приступили к украшению ежегодных "ханукальных елок"; но на сей раз этот американский еврейский обычай вызвал у нас настоящее отвращение.

Не прошло и нескольких недель, как мы опубликовали объявление о продаже дома. Хотя другой работы у меня пока не было, мы единодушно решили, что больше оставаться в этой общине не можем. Для начала мы решили переехать в Балтимор — там была большая и быстро развивающаяся

252

группа настоящих верующих евреев. Я собирался остаться на прежней работе, пока не найду другую, поближе к дому,

Это, разумеется, означало, что мне придется почти всю неделю проводить в университете, возвращаясь домой только на субботу, но нам казалось, что обретение настоящей еврейской среды важнее, чем это маленькое неудобство. Короткое пребывание в Израиле, в ешиве, среди евреев, верящих в то же, что и мы, пробудило в нас жгучее желание жить только такой жизнью.

МНОГО ТЫСЯЧ ЛЕТ НАЗАД суббота, предшествовавшая самому первому празднику Песах, проведенного евреями еще в Египте, выпала на десятое число месяца нисана. Она была названа Шабат а-Гадоль, "Великая суббота", ибо в этот день сыны Израиля выполнили свою первую мицву — принесли в жертву ягненка. С этим днем связаны многие величественные и чудесные события еврейской истории.

Одним из них стало рождение нашего третьего сына, пришедшееся на "Великую субботу" 5742 (1982 по европейскому летосчислению) года.

Поскольку он родился за пять дней до Песах, мы немедленно столкнулись с очень серьезной проблемой: восьмой день его жизни, в который ему должно было быть сделано обрезание, приходился на следующую субботу, семнадцатое нисана.

Поскольку в нашем городе моэля не было, его следовало пригласить издалека, причем этот героический человек должен был приехать к нам еще в среду, канун праздника, эрев йом тов, и остаться у нас на три следующих дня — два дня праздника {йом тов) и субботу. Трудно было представить, что найдется религиозный еврей, который согласится провести три первых дня праздника Песах, в том числе и оба седера, вдали от своей семьи!

253

Во вторник вечером, привезя Барбару из больницы домой, я тотчас позвонил рабби Нафтали Мандельбауму, который преподавал в Талмуд Тора "Шаарей а-Плейта" в Балтиморе, чтобы посоветоваться с ним о создавшемся положении. Хотя наше знакомство с Мандельбаумами было не очень давним (мы впервые побывали у них на Хануке после возвращения из Израиля), я почему-то был уверен, что он сумеет

мне помочь.

Я объяснил, в чем дело, и, к моему изумлению, рабби Мандельбаум тотчас, без малейшего раздумья, пригласил нас попросту приехать на весь праздник Песах к нему в Балтимор.

"Вам совершенно не о чем беспокоиться, — заверил он

меня, — седеры мы проведем у нас дома, а о брите в следующую субботу я позабочусь заранее.

В среду мы все втиснулись в нашу маленькую машину — Двора рядом со мной, Барбара с остальными детьми и новорожденным на заднем сиденье — и отправились в Балтимор. К Мандельбаумам мы прибыли в третьем часу пополудни. Госпожа Мандельбаум, кстати, ожидавшая в это время своего седьмого ребенка, приняла нас как своих, так что мы сразу же почувствовали себя, как дома, — как будто это в порядке вещей, когда на голову, да еще в самый канун Песах, сваливаются двое взрослых с тремя маленькими детьми и новорожденным младенцем на руках, предупредив о приезде

всего за день!

В пятницу вечером мы справили двойной шалом захар. "Виновниками" торжества были наш сын и новорожденный мальчик из семьи Перкальс, соседей Мандельбаумов.

На следующий день на, опять-таки, двойной брит, к нам в гости пришел, казалось, весь город. Сайдаком был рабби Хей-неман, глава ешивы "Агудат Исраэлъ", а моэлем — рабби Моше Раппопорт.

254

В субботу семнадцатого нисана 5742 года наш третий сын, Шмуэль Нафтали Шварцбаум, вошел в завет нашего праотца Авраама.

Утром в воскресенье, несчетное количество раз поблагодарив супругов Мандельбаум за все, что они для нас сделали, мы уехали домой.

Гостеприимство, оказанное нам балтиморской общиной, произвело на нас глубочайшее впечатление. Оно послужило еще одним веским аргументом в пользу уже принятого нами решения — переехать в Балтимор как можно скорее. Это было самое подходящее место для воспитания наших детей. Здесь они могли найти подходящую школу и множество друзей.

Впрочем, наш Шмуэль Нафтали уже обрел в Балтиморе одного верного друга в лице мальчика из семьи Перкальс.

Дома, просматривая накопившуюся за время нашего отсутствия почту, я обнаружил среди множества счетов, рекламных проспектов и личных писем конверт, на котором стоял обратный адрес Американской Сионистской Федерации. Я бросил его на стол, мысленно решив открыть при первой возможности, и поспешил на помощь Барбаре, которая возилась с детьми, раскапризничавшимися после долгой дороги.

Первую свободную минутку я улучил только поздно ночью, уже в двенадцатом часу. Я вскрыл письмо и, не веря собственным глазам, прочитал:

"Несколько лет назад университет штата Нью-Йорк открыл свое отделение в Иерусалиме. На днях мы получили извещение от израильского министерства абсорбции и центра помощи иммигрантам-ученым, в котором сообщается, что они готовы оплатить ставку преподавателя в Иерусалимском отделении, при условии, что соответствующий кандидат согласится иммигрировать в Израиль."

Я читал и перечитывал эти слова, ошеломленный тем, что

255

решение всех наших проблем в буквальном смысле слова само свалилось нам в руки. Барбара, не раздумывая, согласилась, что это идеальный для нас вариант. Не откладывая в долгий ящик, я тут же сел писать заявление с просьбой утвердить меня в предлагаемой должности.

"Поистине странно, — сказал я, отрываясь от своего заявления. — Когда я разговаривал с чиновниками министерства в Иерусалиме, они ни словом не обмолвились о такой возможности. Но стоило нам вернуться в Америку, как какой-то знакомый знакомого назвал мое имя и вот — Федерация присылает мне приглашение!"

"Ну, во-первых, случайно ничто не происходит, — возразила Барбара. — Знакомый твоего знакомого просто знал о нашем желании переехать в Израиль. А, во-вторых, я думаю, что нам для того и пришлось покинуть Израиль, чтобы понять, как важно туда вернуться."

С этого момента события стали развиваться безостановочно и стремительно. Вскоре меня пригласили на собеседование в Нью-Йорк. А месяц спустя я получил официальное предложение занять со следующего весеннего семестра должность преподавателя в Иерусалимском отделении университета штата Нью-Йорк.

И вот 18 января 1983 года, почти через год после нашего отъезда из Эрец Исраэль, мы снова приземлились в аэропорту имени Бен-Гурнона. Однако на этот раз мы уже были не временными гостями, а законными, полноправными иммигрантами.

Взволнованные ожиданием неведомого, мы заполнили надлежащие анкеты, с гордостью указав, что меняем свои имена на "Авраам" и "Рахель".

Мы поменяли не только место жительства, но и "среду обитания": вместо трехэтажного особняка с шестью спальнями, в котором мы жили в Соединенных Штатах, нас ждала

256

пели от радости.

г г г—-

а° Не см?Щало: сердца наши

257

Глава 4

В ТУ ЗИМУ, КОГДА МЫ СТАЛИ, наконец, израильтянами, Дворе оставалось до бат-мицвы меньше года. Нам с Рахелью всегда казалось, что для Дворы эта знаменательная веха еще важнее, чем для других еврейских девочек ее возраста. Она прошла гиюр, когда ей было всего четыре года, и смешно было ожидать, что в таком возрасте она могла принять сознательное решение, быть или не быть еврейкой.

Сейчас, достигнув галахической зрелости, она получала такую возможность. При желании, она могла аннулировать свой гиюр и вернуться к прежнему статусу нееврейки.

Мы понятия не имели, какая именно процедура или церемония требуется для подтверждения ее еврейского статуса, и потому были крайне озабочены тем, чтобы законность ее ги-юра не была поставлена под сомнение. Это особенно важно в Израиле, где вступлению в брак предшествует тщательная проверка еврейского статуса новобрачных Главным Раввинатом.

Меня тревожила и другая проблема. Ведь Двора была не только обращенным в еврейство, но еще и удочеренным ребенком. В связи с достижением ею возраста бат-мицвы это

258

порождало некоторые дополнительные вопросы, и я хотел разобраться в них как можно серьезнее, используя все доступные мне источники.

В трактате Сангедрин (19Ь) я прочитал; "Всякий, кто воспитывает в своем доме сироту, считается, согласно Торе, отцом ребенка."

С другой стороны, все упоминания в Танахе об усыновлении или удочерении детей настолько неясны и расплывчаты, что большинство комментаторов вообще отрицает, что такие случаи имели место.

Существуют источники, указывающие на особое отношение Авраама к своему воспитаннику и слуге Элиэзеру, к тому же, он собирался сделать его своим наследником; известно, что Бития, дочь фараона, спасла и воспитала Моше; Танах рассказывает об опекунстве Мордехая над Эстер и намекает на то, что ребенок Руфи был усыновлен Наоми; Михаль, дочь царя Саула, воспитывала детей своей сестры Мирхав.

Иногда эти примеры приводятся как доказательство того, что у древних евреев существовал институт усыновления детей, но тщательный анализ показывает, что во всех этих случаях речь идет, самое большее, о воспитании чужого ребенка.

Я узнал, что, согласно еврейскому закону, отношения между отцом и его биологическими детьми являются совершенно особенными и не могут быть "продублированы" искусственно.

Иными словами, хотя приемный отец и несет определенные юридические обязанности по отношению к приемному ребенку, это ни в коем случае не отменяет кровных связей между этим ребенком и его настоящими родителями. Так, если приемный ребенок позволит себе насмехаться над приемными родителями или оскорблять их, его нельзя подвергнуть такому же суровому наказанию, как то, которое Тора преду-

259

сматривает в этом случае для собственного ребенка. Все запреты на инцест тоже относятся лишь к кровным родственникам, но не к приемным детям. Поэтому Тора, вообще говоря, даже не запрещает брак между приемным ребенком и одним из детей их приемных родителей (хотя раввины настойчиво предостерегают от подобных браков). И наконец, статус коге-на или левита не передается от приемного отца к приемному

ребенку.

Вообще говоря, все эти предписания, как мне казалось, не

имели практического отношения к нашему случаю. Но однажды я обнаружил в одной книге высказывание Любавичского Реббе по вопросу о йихуд ве-кирув басар, которое заставило

меня задуматься.

Говоря об еврейском законе, запрещающем мужчине физический контакт и пребывание наедине с посторонней жен»; щиной, Реббе обсуждал связанную с ним, по его мнению, проблему уединения, поцелуев и прикосновений между приемными родителями и приемными детьми.

И тут вдруг я осознал, что совершенно не знаю, что разрешено, а что запрещено в моих отношениях с собственной приемной дочерью. Поразмыслив, я решил, что лучше всего будет проконсультироваться на этот счет с раввином нашего

центра абсорбции.

Рабби Левин с первой же встречи поразил меня своим мягким, вдумчивым отношением к людям, искренней отзывчивостью и несомненной эрудицией. Улучив время, я вкратце пересказал ему историю Дворы и задал вопросы, накопившиеся у меня в связи с ее приближающейся бат-мицвой.

"Нужно ли ей снова погружаться в микв/1 — спрашивал я. — Необходимо ли ей делать публичное заявление о своем согласии оставаться еврейкой? Нужны ли нам свидетели? Выписывается ли во время бат-мицвы новый сертификат о гию-ре1 И потом, каковы должны быть мои отношения с ней?

260

Можно ли нам касаться друг друга? И как ей вести себя, когда ее братья достигнут зрелости?"

Будучи, вне всякого сомнения, достаточно сведущим во всех этих вопросах, рабби Левин, тем не менее, не стал спешить с советами, тем самым преподав мне еще один важный жизненный урок.

Обдумав ситуацию, он осторожно сказал: "Я бы не хотел, чтобы у вас оставалась хотя бы тень сомнения. Поэтому, на мой взгляд, вам было бы лучше всего посоветоваться с выдающимся авторитетом, с посеком, имеющим право принимать решения по сложным вопросам, сразу же становящиеся галахическими прецедентами, то есть пискей-дин. Только такой человек может однозначно ответить на все ваши вопросы.

К счастью, я знаю такого человека — это рабби Шломо Залман Ауэрбах, глава ешиеы "Коль Тора". Он считается одним из ведущих поским в еврейском мире. Я постараюсь договориться о встрече с ним и с удовольствием буду вас сопровождать, если вы захотите."

Он записал мой домашний телефон и попросил позвонить ему через три дня.

В НАЗНАЧЕННЫЙ ДЕНЬ я встретился с рабби Ле-вином в здании Биньяней а-Ума (Иерусалимского Дворца Нации), недалеко от Центральной автобусной станции, и мы вместе отправились в Шаарей Хесед — небольшой религиозный квартал — к рабби Шломо Залману. Мы поднялись по каменным ступеням небольшого дома на тихой боковой улочке и после короткого ожидания были приглашены в кабинет рабби.

Рабби Шломо Залман сидел за столом, заваленным гру-Дой книг. Я тотчас почувствовал глубокую симпатию к этому пожилому, производившему очень сильное впечатление че-

261

ловеку. Во всем его облике чувствовалось какое-то особое сочетание силы и цельности, доброты и тепла. Его живые, внимательные глаза искрились совсем по-молодому.

Рабби Левин представил меня и на особой смеси иврита и идиша коротко изложил мою историю и мои вопросы.

Рабби Ауэрбах внимательно выслушал сказанное, немного подумал и заговорил негромким, но твердым голосом;

"Если ребенок со времени своего гиюра постоянно соблюдал мицвот, никакой необходимости в дополнительных церемониях не существует.

Если, достигнув зрелости, то есть возраста двенадцати лет и одного дня для девочек, и, соответственно, тринадцати лет и одного дня для мальчиков, ребенок, зная, что он прошел гиюр и имеет право отвергнуть иудаизм, тем не менее продолжает, как прежде, выполнять мицвот, его гиюр автоматически становится окончательным. Нет никакой нужды в каких-либо дополнительных заявлениях; нет нужды в каких-либо свидетелях. Если ребенок хочет подтвердить свой гиюр, он может это сделать, но Галаха этого не требует. Разумеется, все это верно только в случае непрерывного исполнения мицвот.

С другой стороны, если ребенок предпочтет отказаться от

своего еврейства, он должен вслух отречься от иудаизма и совершить какой-нибудь поступок, который противоречит еврейскому закону. Если он открыто нарушит еврейский закон — например, будет есть трефное или осквернит субботу, — и сделает это с ясно осознанным намерением отречься от иудаизма, его гиюр будет считаться аннулированным."

Рабби помолчал, чтобы дать мне возможность усвоить услышанное, и заговорил снова:

"Теперь о том, что касается законов физического контакта и пребывания наедине, йихуда, с вашей дочерью. В вашем случае это не должно стать серьезной практической пробле-

262

мой, поскольку ваша жена живет в том же доме, в котором, кроме того, всегда находятся несколько маленьких детей. Разумеется, при каких-то обстоятельствах проблема йихуда может возникнуть, но ее всегда можно устранить, например, пригласив к себе соседей или найдя другое аналогичное решение.

Негия ("прикосновение" или физический контакт) запрещена только в том случае, если является проявлением чувственности. Обычные, повседневные контакты, например, когда вы что-то передаете своей дочери из рук в руки или вместе выполняете какую-либо работу, разрешены. Кроме того, вы должны иметь в виду, что во всех религиозных семьях физические контакты между отцом и дочерьми с течением времени постепенно уменьшаются."

Я хорошо это знал. Это происходит не только в религиозных семьях, но и в нерелигиозных и даже в нееврейских, хотя и в меньшей степени. Этому факту искали и находили специальные социологические и психологические объяснения, но меня в первую очередь поразили мудрость и предусмотрительность наших древних учителей — составителей Талмуда. Их галахические предписания несли на себе печать глубочайшего понимания законов человеческой жизни и фундаментального знания человеческой психологии.

Я кивнул в знак понимания и согласия, и рабби Ауэрбах подытожил:

"Не забывайте, что с того момента, как вашим собственным детям исполнится девять лет, запреты и правила, связанные с негия будут распространяться и на них тоже. Вообще, старайтесь во всем руководствоваться здравым смыслом. Я лично знаю одного весьма уважаемого раввина, который возлагает руки на головы своих невесток, благословляя их в канун субботы, точно так же, как возлагает руки на головы своих сыновей.

263

 

previous                                                                                                                                                next

Home
Еврейские Книги на русском языке Online
Jewish Book Favorites
site map