ТЬе ВатЬоо Сга<Це

Первое издание _На русском языке 1991

Редактор перевода - А.Этерман

Первое издание _На иврите 1988

Первое издание _На французском языке 1991

© 1988 Все права на издание книги принадлежат Ав_рааму Шварцбауму

Не разрешается делать с книги

никакие виды копий, распространять ее

целиком или частями

На распространение книги

необходимо полу_чить

письменное разрешение

издателя.

Издательство ФЕЛЬДХАЙМ п.я. 30052, Иерусалим 91064

Издано в Израиле РппШ ш 1вгае1

т

4

Памяти моего отца ДАВИДА ШВАРЦБАУМА, да будет благословенна его память

Во тьме восходит свет правым... Псалмы, 112:4

1736-46 81. 438-7146,153-3457

лику, имеет перед глазами образец родительского текста — пример жизни согласно Торе, исполнения мицвот, — с которым он может сверять, с которого он может копировать свою личную жизнь."

Слушая рабби Гуревича, я думал о том, как точно его слова характеризуют семью Кларистенфельдов. Но одновременно я думал и о тех многочисленных людях, подобных мне цли моей жене, которые выросли в семьях, не следовавших традиции.

У них не было "текста, с которого можно было бы копировать свою жизнь", но и они, по милости Всевышнего, со временем нашли свой путь к жизни по Торе.

Что можно сказать об их родителях? Я вспомнил, как часто мне приходилось становиться свидетелем отчуждения, возникавшего между такими родителями и их недавно вер-лувшимися к Торе детьми. Как это печально, как ненужно... Ко всякому свитку Торы прилагаются специальные деревянные палочки, их называют эцей хаим ("древки жизни"), которые поддерживают пергамент по мере его развертывания ро ходу годичного цикла еженедельных чтений.

Нам с женой выпало счастье вырасти в семьях, где дети рсегда могли получить от родителей то поощрение, помощь и ролные любви наставления, которые дают силу и уверенность, необходимые, чтобы начать свою собственную "Кни-0¹'. Пусть свиток, полученный нами от наших родителей, и не 0цл полон — но мы, бесспорно, ощущали постоянную поддержку наших щей хаим. Ни эта книга, ни то, что в ней рассказано, не имели бы места, просто не существовали бы, если 0д не самоотверженная поддержка, оказанная нам родителями моей жены, Френсис и Максом Шапиро, моей матерью Мириам Баумель Шварцбаум и моим отцом Давидом (Дварцбаумом, благословенна его память. Постоянная поддержка и поощрение со стороны наших братьев — Ирвина

Шварцбаума и его жены Сион, Роберта Шапиро и его жены Нэнси — также вызывают у нас чувство глубокой признательности.

Соизволением Всевышнего нам была дана возможность неоднократно сталкиваться с людьми, глубоко укорененными в жизни по Торе, которые щедро делились с нами отдельными фразами, абзацами и даже целыми страницами из свитка их собственной жизни. Без этих образцов, этих наставлений и этих вдохновляющих примеров мы бы вряд ли вообще осмелились взяться за составление нашего собственного скромного текста.

Мы хотели бы выразить искреннюю и глубокую благодарность Чарльзу Шрайберу и его супруге, благословенна их память, рабби Шмуэлю Фридлеру с супругой, рабби Давиду Краузе с супругой, рабби Эдварду Абрамсону с супругой, рабби Элимелеху Бриску с супругой, рабби Эдварду Дэ-вису с супругой, рабби Янкелю Кацу с супругой, рабби Кал-ману Розенбауму с супругой, рабби Шалому Голду, рабби Эли Рубину, Моше Спайзеру, Ирлу Тунику, Мордехаю Рабиновичу и рабби Арье Бецалелю, руководителю школы Ноам. Особо следует упомянуть имя рабби Носсона Гейслера, который был моим опытным проводником и наставником в ходе наших ежедневных уроков Талмуда, по-настоящему открывших передо мной мир Торы.

Хеврута^ — это больше, чем друг, пожалуй, больше, чем учитель. Это слово обозначает привязанность и связь, которые преображают и возвышают человеческие отношения. Какое счастье иметь сразу трех таких хеврутот! Моя сердечная благодарность Гершону Дэвису, рабби Иегошуа Фрейлиху и доктору Ларри Кларистенфельду.

Перенося свиток Торы с места на место, мы должны держать его как можно ближе к сердцу, всячески избегая опас-

Хеврута (ивр.) — напарник, коллега по изучению Талмуда

11

ПРЕДИСЛОВИЕ ДВОРЫ

СКАЗАТЬ ПО ПРАВДЕ, я никогда раньше не писала предисловий! Но ведь все в жизни когда-то делаешь в первый раз — вот и это тоже.

Поначалу, когда отец заговорил о своем намерении написать книгу про всех нас и спросил меня, что я об этом думаю, я ответила: "Ни за что!" Сказать по правде, мне вовсе не улыбалось, чтобы весь мир знал обо мне, и совсем уж неприятно было думать, что каждый, кому только угодно, сможет заглянуть в мой дневник и в мою личную жизнь.

Но когда отец объяснил мне, что он хочет написать эту книгу, чтобы укрепить в людях веру, дать им ощущение уверенности и, может быть, хоть немного приблизить их к еврейству, показав, как велик Всевышний, и как Он помогает нам, идя Своими скрытыми, неисповедимыми путями, я подумала про себя — "Послушай, но это же чистейший эгоизм возражать против такой книги только по своим личным, ничтожным причинам."

Как только я поняла замысел отца, я тотчас с ним согласилась. И вот эта книга перед вами!

Последняя ее часть действительно написана мной, и все, что там написано, абсолютная правда.

Быть китаянкой в любой стране, кроме Китая, разуме-

14

ется, трудное дело, а уж в Израиле особенно, но я открыла, что в этом есть и своя забавная сторона!

Я только хотела бы добавить, что хотя я по рождению китаянка, чувствую я себя на сто процентов еврейкой, если вы понимаете, что я этим хочу сказать.

В своей речи на бат-мицве я уже сказала однажды, что мне, в сущности, вовсе не пришлось решать, кем быть, потому что я всегда ощущала, будто всю свою жизнь была еврейкой. Я просто не могу припомнить, когда я ею не была! Все мои друзья считают меня "одной из наших" и, как сказала моя подруга Эппи, даже забывают порой, что я немного китаянка!

Я хотела бы поблагодарить нескольких очень близких и дорогих мне людей, потому что именно они помогли мне стать тем, кем я сегодня стала. Список получился длинный, но если бы я вздумала поблагодарить всех, кто мне вообще когда-либо помогал, этот список оказался бы длиннее самой книги!

Прежде всего, громадное спасибо всем моим большим друзьям — Юдит Ланцицки, которая и после переезда в Мон-си осталась очень близким и дорогим мне заморским другом; Нуми Силвер, которая всегда помогала мне в трудные минуты и продолжает помогать, даже переехав в Гэйтсхэд; Мириам Гейслер, которая всегда оказывалась рядом, когда мне нужно было выплакаться или чем-нибудь поделиться; и последней по счету, но не по важности — моей лучшей подруге Эппи Толедано-Ласри, которая прошла со мной огонь и воду и всегда была мне скорее сестрой, чем просто другом. Спасибо ей за все это — и за все вообще! Громадное Мазаль Тов на ее свадьбу и куча Гацлахот ей и Джемми. Спасибо всем, кто всегда держал мою сторону!

Затем, я хотела бы поблагодарить Дани Каца — за то, что он был мне как "старший брат", за то, что он выслушивал

15

меня и решал все мои проблемы, и еще за то, что он вселял в меня столь необходимую мне уверенность!

И еще я хочу сказать огромное-преогромное спасибо всей семье Фридманов — Мойше, Хенни, Зеви, Рухи, Малке, Мириам, Пинки и Переле — дом которых стал мне "родным на чужбине".

С каждым прошедшим годом моя дружба с моими бабушками и дедушкой становится все теснее и теснее, и я надеюсь, что так будет и дальше. И хотя нас разделяют семь десятилетий и тысячи миль, я чувствую мою "Бубби" Шварцбаум такой близкой, как будто нас ничто не разделяет. Я надеюсь подарить много нахес моим двум замечательным бабушкам и моему замечательному дедушке.

Моя особая благодарность ребецин Рухаме Шайн за трогательные слова наставления и поддержки.

А самое большое мое спасибо, конечно, маме и папе и Дови, Давиду, Шмулику и Юди — за то, что они такая замечательная, самая лучшая в мире семья! Спасибо вам, мама и папа, за то, что вы всегда наставляли меня на правильный путь, всегда проявляли чуткость и понимание и всегда вовремя приходили со словами утешения. Я надеюсь, что с помощью Всевышнего я вырасту такой, какой вы бы хотели меня видеть.

И здесь уместно, наконец, поблагодарить самого Всевышнего за то, что Он дал мне таких замечательных родителей, и попросить Его, чтобы, с Его соизволения, эта книга сделала свое дело, помогла сблизить весь Народ Израиля и этим способствовала приходу Мессии вскоре, в наши дни — амен\

16

ВВЕДЕНИЕ

ЛЮДИ, ЗНАКОМЫЕ с нашей необычной историей, часто спрашивали меня: "Почему бы вам не написать об этом книгу?" Столкнувшись с этим вопросом не раз и не два, я начал всерьез задумываться, не поделиться ли мне нашими необычными переживаниями с более широкой аудиторией. Я начал с того, что стал записывать отдельные воспоминания, и, к своему изумлению, обнаружил, что я способен чуть ли не дословно восстановить беседу, которая происходила много лет назад. Смутно припоминаемые события внезапно приобрели четкие очертания, и не успел я опомниться, как передо мной уже лежала готовая рукопись. Но теперь уже люди задают мне прямо противоположные вопросы. Например: "Зачем вы вообще написали эту книгу?"

На то есть несколько причин.

Сегодня все больше и больше еврейских семей всерьез подумывают об усыновлении или удочерении ребенка — либо как об альтернативе своей бездетности, либо как об акте бескорыстной помощи попавшему в беду ребенку. Я надеюсь, что моя книга придаст этим людям больше уверенности, если они вообще испытывают какие-нибудь колебания в этом святом и важном деле. В то же время я надеюсь, что она даст им представление о некоторых галахических вопросах, связанных

17

с отношениями между еврейскими родителями и их приемным ребенком, не говоря уже о бесчисленных благих последствиях такого шага.

Я датирую свое формальное вступление в мир соблюдения еврейских традиций 12-м числом месяца ияра 5736-го (1976 по европейскому летосчислению) года. В этот день, пройдя погружение в микву, наша приемная дочь-китаянка стала дочерью Народа Израиля.

События, предшествовавшие этому дню, и те, что последовали за ними, как раз и составляют содержание этой книги. Поскольку к тому дню я был уже взрослым тридцатишестилетним человеком, естественно заключить, что я попадаю в категорию тех евреев, которых называют хозрим бе-тшува*\ Это название вызывает сложный комплекс ассоциаций, и, в каком-то смысле, моя книга, вероятно, является также автобиографическим анализом внутренней динамики "человека, вернувшегося к вере".

Конечно, каждый представитель этой группы проходит свой уникальный путь, но я убежден, что какая-то часть описанного мною жизненного опыта является нашим общим достоянием. Я думаю, в частности, что то чувство разочарования и гнева, которое я испытал, вначале — при столкновении с секулярной еврейской общиной, а позднее — познакомившись с некоторыми особенностями ортодоксального истеблишмента, не раз охватывало и других, мне подобных. Я пытался быть предельно честным, питая искреннюю надежду, что мои читатели придут к тем же выводам, к которым в свое время пришел и я, а именно — что эти чувства, — гнева и разочарования — хоть и вполне объяснимые, не идут на пользу ни самому человеку, ни Народу Израиля в целом.

Написано, что после того, как Адам и Хава вкусили от Древа Познания, "открылись глаза у них обоих, и узнали они,

'Хозрим бе-тшува (ивр.) — евреи, вернувшиеся к Торе

18

что наги". (Берешит, — "Бытие" — 3:7) После того, как я вкусил от плодов Торы, мои глаза тоже открылись как бы в первый раз. Все, что я видел прежде, казалось теперь иным, и я осознал, что я наг. Я осознал, что мои подлинно еврейские познания ничтожны. Мой разум бесплоден.

Эта неукорененность в истинной мудрости Торы породила во мне ощущение неуверенности и время от времени толкала меня на неуместные или грубые высказывания и поступки.

Когда свет Торы открылся мне впервые, все на некоторое время поплыло у меня перед глазами; сама еврейская община вдруг представилась мне нагой. Я увидел, что некоторые представители религиозного истеблишмента ведут образ жизни, не соответствующий моим новообретенным религиозным идеалам, и мое новое, обостренное зрение обнажало это несоответствие. Мой гнев был особенно резким, потому что разочарование было болезненно острым. Сегодня я понимаю, что во многих случаях я проявлял недостаточное уважение даже к тем, кто явно был более меня сведущ в мудрости Галахи.

Со временем я понял, что правильно поступает тот, кто, осознав личные и общинные отступления от идеала, не бичует в гневе и раздражении всех других, а предъявляет требования прежде всего к самому себе, стремится искоренить в первую очередь свои собственные недостатки и лишь затем обращается к исправлению пороков общины, действуя при этом в духе агават Исраэль, еврейской любви к ближнему. Таков один из уроков, к которым я хотел бы подвести своих читателей.

Исходным толчком к написанию этой книги было желание рассказать о еврейской девочке, которая случайно родилась китаянкой и случайно оказалась моей дочерью. То, как Двора справлялась и продолжает справляться с трудностями

19

своего необычайного положения, может послужить примером для всех тех, кто по той или иной причине ощущает, что он чем-то отличается от всех других, что он — иной.

Именно эта ее "инакость" стала причиной, побудившей нас отправиться в путешествие, необычайность которого превзошла все, что мы могли себе вообразить; ибо пройденные нами географические расстояния кажутся ничтожными в сравнении с духовными вершинами, на которые нам пришлось

подниматься.

Бамбуковая колыбель, в которой мы укачивали нашу крохотную китайскую дочку, стала для нас символом нашего собственного пути к открытию великого еврейского духовного наследия.

В далекой стране, где шорох бамбуковых полей вторит рокоту моря, мы услышали голос, который позвал нас домой. Мы не знали тогда, что этот голос пришел из глубин наших собственных душ. Но именно тогда мы впервые обратили наши сердца к Всевышнему, и Он ответил на наши молитвы. Колыбель покачивалась на мягком китайском ветру по своей собственной воле, и точно так же события нашей жизни обретали свою собственную направленность и цель.

Из нашей бамбуковой колыбели мы ступили в мир древней и вечной мудрости. Мы пробовали наши едва прорезавшиеся зубы на хлебе Торы и учились ходить, прибегая к помощи Пророков; нашими первыми словами были слова благочестивой молитвы. Каждый новый день занимался зарей новых откровений, и вера в Всевышнего наполняла нашу жизнь

ежедневной радостью.

Теперь мы знали, что рука Всевышнего простирается повсюду. Каждое событие, происходящее в мире, каждый наш вдох и выдох есть выражение Его воли, хотя многие и отказываются признать Его существование. Временами свидетельства Его активного вмешательства в человеческие судьбы

20

настолько очевидны, что даже самые закоренелые скептики не могут отрицать Его вездесущность и всемогущество.

Этот рассказ изобилует такими свидетельствами. Поведав о них, я надеюсь помочь скептикам, а заодно и всем остальным, расслышать тот голос, что зовет их "домой", помочь им выбраться из колыбельных потемок в мир, пронизанный светом Торы.

21

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:

Рассвет

Вечером водворяется плач, а с рассветом — радость.

Псалмы, 30:6

ПРОЛОГ

'Ж~/*АЖДАЯ УХОДЯЩАЯ МИНУТА этого раннего Ж У утра выбрасывала все новые толпы людей из подхо-щ Ж^ дящих к платформам поездов на вокзальный пер--А. т- рон. Автомобильный гул нарастал по мере того, как все больше мотоциклов и велосипедов вливались в грохочущий поток автобусов, автомашин и такси. Су-Ин наблюдала за вокзалом, прячась в дверном проеме напротив. Она стояла одиноко и неподвижно, не сливаясь с потоком торопившихся по своим делам людей. Потом она перевела глаза на циферблат больших часов над вокзальным входом. Шесть тридцать пять. Еще немного, подумала она, и наступит самый суматошный час.

Предрассветный дождик смешался с вечной городской пылью, и теперь город был окутан серой пасмурной дымкой. Стоя в своем укрытии с самого рассвета, Су-Ин видела, как луна уступает место солнцу, медленно поднимающемуся над Восточными Воротами. Утренний холод уже смягчился, но она все равно ежилась, как в ознобе, и куталась в свою тонкую шелковую кофту. В душе ее все застыло, как в темных водах пруда, что тянулся вблизи дедова дома в деревне. Чувства и мысли смешались. Разум блуждал где-то далеко. Две пожилые, оде-

25

тые в черное женщины прошли рядом с ней, шаркая крохотными ступнями, с детства изуродованными тугими бинтами; стайка одинаково одетых школьников, щебеча как болтливые птицы, подпрыгивая и приплясывая, промчалась по тротуару; уличный разносчик, низко согнувшись под тяжестью своего товара, громко предлагал покупателям какую-то яркую птицу в плетеной клетке — Су-Ин почти не замечала прохожих, не видела никого и ничего вокруг.

Еле слышный плач, больше похожий на шепот, донесся из крохотного свертка, который она плотно прижимала к груди, и Су-Ин вздрогнула, словно внезапно пробудившись от тяжкого сна. Чувство бесконечной усталости и одиночества переполняло ее. Она ощущала боль и изнеможение. Плач стал на-стойчивей и громче. Су-Ин посмотрела на сверток. Личико ребенка было блестящим и мокрым от слез.

ПО ЧЕТВЕРГАМ профессор Алан Шварцбаум неизменно выходил из дома ровно в 5:45 утра. В этот день он должен был ехать в Тайчунг, находившийся в самом центре острова. Поездка было долгой, тем более, что приходилось сначала добираться из маленькой рыбацкой деревушки Тамсуй до Тайпея, а оттуда еще два с половиной часа поездом до университета.

Этот американский профессор преподавал социологию и трудовые отношения сразу в трех тайваньских университетах, разбросанных по всему острову — все это за счет стипендии, предоставленной ему Фулбрайтовским фондом.

Экзотическое жилище на вершине холма, в котором жили Шварцбаум с женой, было предоставлено им китайскими

властями.

Выйдя в это утро из дома, он на миг задержался, пораженный необычайной красотой занимавшегося рассвета. Уходящая пора майских дождей, пришедших с Китайского моря,

26

оставила за собой белую пелену облаков, повисшую на горных вершинах. Последние следы ночи отливали черным на багрово-зеленом фоне разгоравшегося утреннего неба. Спускаясь узкой дорожкой по склону холма, Шварцбаум видел, как пробуждается внизу деревня. С грохотом раскрывались окна продовольственных лавок, где прохожим предлагались суп из белой фасоли и хрустящие ломти хлеба. Крестьяне с их волами уже казались далекими движущимися цветными пятнами в глубине рисовых полей. Сонные собаки и кошки потягивались и зевали, приветствуя новое утро, и где-то вдали, за ивовой рощей, поднимались в воздух слова чьей-то радостной песни.

Су-Ин понимала, что пришло время действовать. О, если бы все сложилось иначе, если бы ребенок был мальчиком, если бы не разница в их происхождении... Острая боль прервала ее размышления. Она знала, что ей предстоит сейчас, и понимала, что оттягивает неизбежное. Выхода не было — судьба оказалась сильнее. Она припомнила старинную китайскую поговорку: "Волна еще бежит, но ее гребень уже падает."

Она порылась в маленькой сумочке и нашла ручку и клочок бумаги, на котором решила написать несколько слов. Потом, еще крепче прижав ребенка к груди, она решительным шагом пошла через улицу к вокзалу.

У ШВАРЦБАУМА было на выбор несколько возможных маршрутов. Быстрее, но и утомительнее всего было бы отправиться в Тайпей на специальном недорогом такси. Их водители в погоне за заработком старались сделать за день как можно больше рейсов и потому мчались по извивающимся горным дорогам с головоломной скоростью — не случайно они заслужили прозвище "сумасшедшие цыплята". Автобусы были куда безопаснее. Еще один возможный способ передви-

27