ГЛАВА СЕДЬМАЯ ВТОРОСТЕПЕННЫЕ СВЯТЫЕ ДНИ Пауза

Некоторые праздники мы называем второстепенными, это праздники, которые не связаны с Моисеевым законом, но напоминают нам о каких-то событиях, случившихся на закате библейских времен или даже после них.

Любопытно, что из самого блистательного периода нашей истории, длившегося семь веков, от завоевания Ханаана до персидского изгнания, — из золотой эпохи судей, царей, пророков, эпохи расцвета еврейского народа, Первого Храма, великих войн и побед, эпохи Самуила, Давида, Ио-эля, Соломона, эпохи, когда наш народ сложился политически, — из эпохи, которая любому другому народу дала бы его главные национальные праздники, — из этой эпохи еврейский народ не выбрал ни одного события, которое он счел бы достойным увековечить. В календаре еврейских знаменательных дат отмечены скитания в пустыне и далее — падение Иерусалима. Ни один праздник не напоминает евреям о долгих и славных веках их истории между этими двумя событиями.

Есть три святых дня, когда отмечаются события, произошедшие после эпохи Моисея, — это девятый день месяца Ав, Пурим и Ханука. Зако-

121

ны их соблюдения менее строги, чем законы блюдения главных праздников.

Девятый день месяца Ав: Тиша б'Ав

Этот день можно было бы назвать "еврейск; Пирл-Харбор". В девятый день месяца Ав 586 г да до нашей эры вавилоняне ворвались в X Соломона и разграбили его. Шестьсот пятьдес, лет спустя, в тот же самый день, римляне разр; шили Второй Храм. Это связало воедино два личаиших несчастья нашего народа, которые остались незаживающей раной в памяти евреев.

Евреи отмечают девятый день месяца Ав пос* том и всеми самоограничениями, как Йом Кипур$ не прекращая работы. Некоторые евреи в течение первых девяти дней месяца Ав не едят мяса». Очень набожные люди надевают траурные одеж-; ды, перестают бриться, стричь волосы и три неде*! ли избегают вечеринок и празднеств, начиная с] семнадцатого дня месяца Тамуз (когда войско| Навуходоносора ворвалось в Иерусалим) и кончая девятым днем месяца Ав. В еврейском календаре есть еще несколько дней национальной трагедии, которые отмечаются постами, но ни в один из этих дней пост не длится столь долго и нет такой продолжительной литургии, как в девятый день месяца Ав

Во время последней перед постом трапезы одно из блюд посыпается пеплом; часто этим блюдом бывает яйцо — символ глубокой печали и

изменчивости судьбы. После заката солнца прихожане собираются в затемненной синагоге, ступая на цыпочках и разговаривая вполголоса, как разговаривают в доме, где лежит покойник. Люди не приветствуют друг друга, не пожимают друг другу руки, не улыбаются. После вечерней молитвы прихожане садятся на низкие скамеечки или на пол, посыпают головы пеплом и, держа в руках свечи или карманные фонарики, слушают горестную песнь о Иерусалиме из книги "Плач Иеремии". Они поют средневековые погребальные песни, так называемые кинот. Уходят они из синагоги так же бесшумно, как пришли, и не прощаясь расходятся по домам.

Во время утренней службы мужчины молятся без филактериев и талеса, как делается тогда, когда мертвый еще не похоронен. Филактерии и талес они надевают во время послеполуденной службы. Так поступают только в этот день. Подобно другим второстепенным святым дням, в девятый день месяца Ав на людей не налагается никаких запретов — ни на труд, ни на путешествия. Многие после молитвы продолжают заниматься своими делами, хотя наиболее ревностные и благочестивые весь день поста предаются размышлениям о Писании, подобно Иеремии или Иову.

Девятый день месяца Ав падает на июль или на август. Обычно в это время в городах гораздо меньше людей, чем в другое время года. Некоторые синагоги из-за отсутствия молящихся закрываются до Дня труда. Поэтому среди американ-

122

123

ских евреев до последнего времени этот пр ник почти не отмечался. Сейчас, с ростом при родных и загородных общин, в которых оч многие и во время отпуска остаются дома, праздник стал отмечаться шире. Литургия дев* го дня месяца Ав много раз переиздавалась. Существует довольно распространенное ние, что с появлением на карте мира государе Израиль плач о падении Сиона сделался анахс низмом. Однако еврейский народ не стра провалами в памяти. Маловероятно, что такие > бытия, как падение Иерусалима и разруше двух Храмов, можно забыть.

Пурим: праздник в честь Эсфири

Пурим — это еврейский праздник, котор! больше всего напоминает карнавал. Это еще о; праздник, отмечаемый в полнолуние; он па.. на четырнадцатый день месяца Адар — по грш рианскому календарю обычно в феврале или _^ марте. Праздник посвящен памяти о событииЙ которое описывается в Книге Эсфири: знаменж тое избавление персидских евреев от своего угн# тателя Амана — Гитлера древней эпохи.                *

Лейтмотив праздника Пурим — обрядово| праздничное веселье. В этот день Талмуд разреша» ет правоверному еврею пить до тех пор, пока ак не перестанет отличать фразу "Да здравствуем Мордехай!" от фразы "Будь проклят Аман!'* Надо отдать должное многим евреям, которые

никаких других заветов еврейской веры не соблюдают: в этот день они стараются изо всех сил, чтобы выполнить наказ Талмуда. Даже самые убежденные трезвенники выпивают хотя бы символическую рюмку виски. В современном Израиле Пурим стал праздником, подобным карнавалу, при этом веселящиеся кричат: "Ад дло яда!" — слова из Талмуда, означающие: "Пока он не перестанет отличать...".

Накануне праздника Пурим начинается пост в честь Эсфири: пост этот продолжается от восхода солнца до заката. После заката солнца люди идут в синагогу. В Пурим в синагоге очень много детей. Пурим — это вечер для детей в Доме Б-га. Таким этот праздник был задуман, таким он всегда был, и таким он остался. В этот день дети ощущают свои права, и они этим пользуются. Они приходят в синагогу с флажками и трещотками, издающими невообразимый шум. После вечерней молитвы следует чтение Книги Эсфири. Начинается чтение серьезно и торжественно с благословения к чтению Свитка. Первые стихи произносятся нараспев, на особый мотив, принятый только в этот праздник. Дети заинтригованно ждут. Прочитывается первая глава, затем вторая, и наконец наступает момент, когда произносится долгождан ная фраза: "После сего возвеличил царь Артаксеркс Амана, сына Амадафа...". Однако последних двух слов уже никто не слышит. Слово "Аман" вызывает свист, топот. Чтец терпеливо ждет. Шум постепенно стихает. Чтец продолжает читать и вскоре еще раз доходит до слова "Аман"

124

125

Свист и топот повторяются снова. Чтение продев жается. Однако шум возобновляется все ча; Детей это все более увлекает. В них говорит об) ный инстинкт толпы; напряженная тишина время чтения то и дело сменяется шумом п] каждом повторении имени Амана. Есть в Кни] Эсфири места, где имя Амана в каком-нибудь к< ротком абзаце встречается несколько раз. Кри] и проклятия звучат, как пистолетные выстрел] Наконец, терпение чтеца истощается: ведь нево; можно читать, когда тебя каждую минуту прер] вают. Он потрясает кулаками, обращаясь к тям, и бросает умоляющий взгляд на раввит Дети, конечно, только этого и ждут: вызов пр] нят! И до конца чтения идет безжалостная борь( между чтецом и детьми. Чтец пытается произн< сить имя Амана невнятно, скороговоркой, но э: не помогает: несмотря ни на что, каждый раз О1 вызывает крики. Наконец, отчаявшийся, сер; тый, побежденный чтец, запинаясь, произно» последние стихи, и синагога снова оглашается Н( истовыми воплями. Несправедливо, конечно, чт<*| чтец как бы принимает на себя всю ненависть, ко^! торую вызывает Аман, но приблизительно так все? это и происходит.

Так по традиции празднуется Пурим. Обычай этот чрезвычайно живуч, и большинство амери? канских еврейских конгрегации, даже консервативных и реформистских, с ним хорошо знакомо. Все живые религии содержат веселые интермедии. У нас такая интермедия — Пурим.

В Пурим буйное веселье продолжается. По тра-

126

дцции в этот день даются мимические представления- Когда-то бродячие артисты с неизменным успехом исполняли в польских и русских деревнях пьесу об Эсфири и Амане. В наши дни дети в соответствующих костюмах и гриме разыгрывает историю Эсфири и Амана в школах. Юмор вторгается даже в уединенные кабинеты, где благочестивые евреи изучают Писание. "Тора Пури-_ма" ~ это что-то вроде пародии на ученый трактат: в ней при помощи чисто талмудического метода доказывается "истинность" совершеннейших нелепостей. Эта причудливая логика доказывает несообразности по строгому талмудическому методу. В современных иешивах представления в Пурим превратились в пародийные импровизации с куплетами и музыкой. Никто из почтенных людей, ни одно почтенное учреждение не застраховано от насмешки. Деканы и раввины сами участвуют в этом буйном веселье, даже себе во вред. Пурим — это что-то вроде запасного клапана, который вместе с весельем и шутовством выпускает раздражение и нервное напряжение, накопившееся за год. Это — прекрасное время. Но Пурим — это не только время развлечений. Пурим налагает на еврея четыре религиозные обязанности: прослушать чтение Мегилы (история Эсфири), раздать милостыню бедным, устроить веселую трапезу и сделать подарки соседям и друзьям. Последний обычай называется мишлоах манот (приношение даров) : люди дарят друг другу еду и питье, которые в этот же день съедают. и выпивают.

127

1-Г.Щ

Наши предки придавали этому обычаю бод шое значение. Из дома в дом носили пищу, пол женную на тарелки и завернутую в полотно. Сзц довало быть очень осторожным: стоило пос чересчур щепетильному родственнику не ту или не то количество пищи, что нужно, — и мог обидеться. Трапеза в Пурим — сеуда — нач налась в полдень и продолжалась целый день, мья в окружении гостей начинала пить и заку< вать, а потом, по мере подношений, съедала же мишлоах манот. Все двери были открыты, гости бродили с одного пиршества на другое, одного дома в другой. Не было среди евреев кого бедняка, которого не принимали бы с простертыми объятиями, куда бы он ни приш< В очень религиозных общинах этот обычай должает жить до сих пор. Возможно, в Соедин* ных Штатах его уже нельзя восстановить полнс тью, и это очень жаль. От нижнего Ист-Сайда Нью-Йорке довольно далеко до фешенебелын пригородов. В нас давно уже нет того чувства рейской общности, которое когда-то связывалв§ жителей гетто. Мы уже не презираемое сообществ во граждан второго сорта, за что мы благодарим Б-га. Но мы потеряли ощущение равенства й товарищества, которое свойственно униженным и оскорбленным.

Ханука: праздник огней

Случайный вопрос, заданный автору о Хануке, породил эту книгу. Однако не так уж случайно,

_ЧТо исследование иудаизма, появившееся в Соединенных Штатах в 1959 году, начинается с Хану-_ки — последнего из наших праздников, последнего по времени своего возникновения и последнего по количеству предписанных в этот день ритуальных действий.

Ханука — единственный Святой день, увековечивающий событие, не описанное в Танахе, единственный день, в который отмечается память о войне. Этот праздник в большей степени, чем какой-либо другой, связывает древний иудаизм и наш современный мир. По времени своего возникновения этот праздник дальше всего отстоит от Моисеева откровения. Думая о прошлом, мы прежде всего приходим к Хануке — самой близкой календарной дате.

Ханука — это праздник в честь успешного восстания евреев в эпоху Второго Храма против греков-селевкидов, наследников сирийской части развалившейся империи Александра Македонского. Восьмой из селевкидских царей, Антиох Епифан, пытался обратить иудеев в греческую веру, ибо он разделял древнее как мир и до сих пор бытующее мнение, что религиозные представляют угрозу государству. Сначала он, казалось, преуспел было в своем намерении: в 168 году до нашей эры его воины даже установили идола в Иеру салимском Храме и заставили иудейских священников принести свинью в жертву греческому идолу во дворце Соломона.

Антиох издал указ, согласно которому во всей Палестине преподавание и чтение Танаха и обреза-

7

128

129

ние мальчиков объявлялись уголовным лением, наказанием за которое была смерт казнь. Воинство Антиоха прошло через страну^ устанавливая идолов во всех деревнях и замен иудейских священников вероотступниками. В* чале ошеломленное и напуганное население оказывало сопротивления. Однако все изме* лось, когда священник Мататиагу из семьи монеев отказался принести жертву идолу, вс двигнутому в его родном городе Модиине, и уС человека, который собирался вместо него зар зать жертвенную свинью. Пятеро сыновей Матати*^ агу спасли его от разъяренных воинов Антиоха,¹ ушли в горы и подняли там восстание. За три го» да повстанцам удалось изгнать греков из всей Иудеи. Таким образом, героический поступок одного решительного человека, воспротивившегося злу, изменил течение событий: от удара, нанесенного Мататиагу, зависело, возможно, вс# будущее иудаизма.

Двадцать пятого дня месяца Кислее 165 года до нашей эры повстанцы, руководимые воином Иудой Маккавеем, сыном Мататиагу, вновь овладели Храмом, и в течение восьми дней в Храме продолжались церемонии очищения и нового освящения Слово Ханука как раз и означает освящение. В этот праздник отмечается память о тех восьми днях, в течение которых Храм был заново подготовлен для поклонения Б-гу. С тех пор службы в Храме проводились более двух столетий, пока в 70 году нашей эры римляне не захватили Иерусалим и не разрушили Дом Б-га,

который до сих пор еще ожидает часа, когда его восстановят.

Ханука сегодня

Я описал так подробно события, память о которых отмечается во время праздника Ханука, потому что они, в отличие от событий, изложенных в Танахе, не являются составной частью западной культуры. За тысячу лет своего национального существования на палестинской земле евреи не раз изгоняли угнетателей и завоевывали независимость, однако восстание Маккавеев — война в защиту религиозной свободы — это единственная война, которая нашла свое отражение в обрядах нашей веры. Этот праздник выдержал испытание временем. Именно тогда, во время восстания Маккавеев, евреям суждено было в первый раз решить тот вопрос, который позже неоднократно вставал перед ними в течение последующих двух тысячелетий их существования: может ли небольшой народ, живущий в окружении могущественного и обладающего высокой культурой народа, играть свою роль в общественной и культурной жизни страны и в то же время сохранять свое национальное своеобразие, свою культуру — или же он должен раствориться, ассимилироваться и идти тем путем, каким идет большинство его соседей? В двух великих мирах современности — в коммунистической империи, столь напоминающей античную военную диктату-

130

131

ру, и в терпимом, скептическом, свободном падном обществе — евреи снова должны ответ на тот же вопрос.

Позиция коммунистов по отношению к евр< та же, что и позиция Антиоха, хотя и выражу в менее грубых формах. Советская власть сматривает нашу религию как варварский пе житок прошлого, который по своей мудро* полезности не может сравниться с марксизме Воспитание детей в этом семитском суеверии совместимо со здравым смыслом и с интерес социалистического государства. Поэтому г< дарственная полиция всячески препятствует тг му воспитанию — иногда она делает это обз ным путем, а иногда и насильственно. Зам( греческую религию марксизмом — и вы увидит что евреи России в общем находятся в таком положении, в каком находились их предки в . лестине в 168 году до новой эры, как бы ни отл чалась великая греческая культура от куль: коммунистической.

Со стороны западного общества угроза ев] совсем иная, хотя эта угроза не менее ср!. Исходный пункт тот же самый: евреи, сталю ясь с лучшим образом жизни, вынуждены _г_ приобщения к нему жертвовать своей религж Западная культура не действует методами при! нуждения и поэтому не вызывает сопротивл^Ц ния — она лишь зовет евреев идти по ее пуп|| Позиция американского правительства, соотве»| ствующая внутренним убеждениям большинства американских лидеров, заключается в том, ЧТО

евреи имеют полное право — или даже должны — придерживаться веры своих отцов. Однако придерживаться веры своих отцов евреям мешает та сила инерции, которую еще Алексис де Токвиль _в 19-м веке считал одной из главных слабостей демократического общества и которую он чрезвычайно удачно назвал "тиранией большинства". Стремление соперничать с соседями и быть "не хуже, чем Джонсы", желание вести себя так, как требуют общепринятые взгляды и привычки, страх быть не похожим на других — все это есть не что иное, как антиохово насилие в современных Соединенных Штатах. И то, что в древности не сумел сделать меч, в наши дни с успехом делает сила внушения.

Было бы очень приятно поверить в то, что именно сходство событий, увековеченных Хану-кой, с положением евреев в современной Америке послужило причиной того, что интерес к этому празднику возрос. Однако этот интерес объясняется еще одной, причем совершенно очевидной причиной.

Этот второстепенный еврейский праздник случайно почти совпадает по времени с одним из важнейших христианских праздников — Рождеством. И это совпадение создало Хануку нового типа.

Прежняя Ханука была каким-то "полупраздником", который справляли в скучную и мрачную зимнюю пору, когда на улице была пороша или пронизывающая изморось, когда рано темнело и поздно светлело, когда серый сумеречный свет

132

133

даже днем разгоняли лишь желтые пятна уличщ фонарей. Отец семейства утром уходил на работ в будничном костюме. Дети торопились в школ| а после школы им нужно было успеть сдела уроки. В синагоге в этот день служба не была тор жественной, не было чтения увлекательных би лейских историй, красочных обрядов. Восемы черов подряд отец, придя с работы, собирал мью и напевал старинную молитву, котору напевают только в Хануку (так что дети на вс жизнь запоминали лишь скучные зимние суме ки, шипение парового радиатора да холоднь ветер, швырявший в оконные стекла хлопья си га или струи дождя), затем отец ставил на подоЦ конник восьмисвечную менору и зажигал на неШ свечи: одну свечу в первый вечер, две — во второй, три — в третий и так далее, пока, наконец* в последнюю, восьмую ночь не зажигались вс| восемь свечей. Свечи, как и сам праздник, выгля?, дели довольно жалко: тонкие, бледно-оранжевые, они оплывали и очень быстро сгорали, — разв$ можно сравнить их с субботними свечами, кото-_} рые горят чуть ли не всю ночь?

Самым приятным был для детей первый вечер Хануку, потому что в этот день родители и бабушка с дедушкой дарили детям деньги — четверть доллара или полдоллара. Это было настоящее богатство, если только мать тут же не вытаскивала медную копилку и не заставляла детей опускать полученные монеты в ее отвратительную черную щель, которая поглощала половину

радостей детства. И кроме того в эту ночь на столе появлялись латки — картофельные оладьи, испеченные в духовке.

В еврейских школах в Хануку устраивалось нечто напоминающее Пурим: ставили спектакль, изображающий битву между евреями и греками, и дети с восторгом надевали бумажные шлемы и вооружались картонными щитами и мечами. Учителя рассказывали школьникам о восстании Маккавеев и еще добавляли легенду о том, как в Храме чудесным образом целых восемь дней горела менора. Эта история очень мало кого трогала, потому что ее не было в Танахе и потому что в синагоге это не сулило никаких интересных обрядов, кроме нескольких дополнительных молитв. Иногда детям давали конфеты, изюм и орехи, а также волчки — дрейдлах, при помощи которых можно было либо выиграть еще втрое больше конфет, либо проиграть и то, что было. Примерно так в прошлом отмечалась Ханука. Конечно, это тоже было какое-то развлечение, повторявшееся из года в год, но разве этот праздник можно было сравнить с Суккот, Песах или еженедельным шабатом? И вскоре после Хануки великолепие рождественских универсальных магазинов, как девятый вал, смывало даже память о скромном еврейском празднике.

Новое поколение евреев, выросшее в Соединенных Штатах, чувствовало себя в декабре так, как чувствуют себя на темной вечерней улице дети, прижавшиеся носами к оконным стеклам дома, в котором сверкают огни и идет веселое праз-

11

134

135

днество. А то, что у иудеев тоже есть свои весе-] лые и красочные праздники (как мы, возможное уже поняли), — это как-то забывалось. Больший-] ство евреев второго поколения очень мало знало! о своей вере. У христиан, считали они, есть в сереЛ дине зимы великолепный праздник. А что есть! у евреев? Некоторые еврейские семьи решили эту] проблему довольно просто: они ставили дома е ки, посылали друг другу рождественские подар.? ки и пели за столом рождественские песни. Они| делали это, по их словам, для того, чтобы их детиЛ не чувствовали себя обделенными по сравнению* с их сверстниками, и еще потому, что елка — это! очень нарядное украшение, которое полностью? соответствует времени года и не имеет никакого^ религиозного содержания.                                       В то же самое время в школах, где было много религиозных детей, отмечались два дня - Рожде- , ство и Ханука, что официально символизировало взаимную вежливость, дружбу и терпимость. Это, в свою очередь, пробудило у евреев новый интерес к Хануке. Даже те евреи, которые у себя дома праздновали Рождество (елка, остролист, песня "Родился иудейский царь" и так далее), находили вполне уместным ставить на подоконник менору и даже зажигать свечи. Этим решалась проблема: дети извлекали все возможное из обеих культурных традиций.

Конечно, все раввины — даже наиболее крайние реформисты — протестовали, говоря, что кроме развлечения детей, это ничего, по сути дела, не дает. Но речи с кафедры бессильны перед логи-

кой вещей. Я был знаком с одним очень одаренным и крайне либеральным раввином из пригорода, который приходил в дома евреев и вел пропаганду против рождественской елки. В конце концов его вызвали в местный совет попечителей и строго предупредили, чтобы он ограничивался _в своих проповедях религиозной тематикой и оставил в покое личную жизнь людей.

Здесь следует отметить один очень интересный момент: под давлением большинства человек может совершенно искренне поверить в то, что требования этого большинства соответствуют его личным внутренним желаниям. Еврей, который чувствует, что от него ускользает большая часть его духовного наследия, заменяясь усвоенными привычками, должен убедиться в том, что он действительно делает то, что ему надо, а не подчиняется волей-неволей нажиму окружающих его жизненных стандартов.

Возросшая популярность Хануки — это не случайность. Когда возникает интерес к какой-то части иудаизма - чем бы это ни объяснялось, — то неизбежно должен возникнуть интерес к иудаизму в целом. Весьма возможно, что сын моего скептически настроенного друга, выяснив, что такое Ханука, на этом не остановится. Именно в декабре американские евреи наиболее болезненно ощущают свою оторванность от религии и традиций.

Потому-то явно пустяковая проблема рождественской елки вызывает такие яростные споры. Затрагивать эту проблему — все равно что касать-

136

137

ся обнаженной раны. Поэтому очень хорошо, Ханука все-таки существует. Замена ханука ных денег ханукальными подарками не так существенна. Рассказ о Празднике огней, ш_. стрируемый последними событиями, может бь, очень ярким. Молодежи будет полезно узнать испытаниях евреев в прошлом. Ханукальные . дарки привлекают их внимание. Маленькие све возбуждают любопытство.

Ханукальные свечи положено зажигать на коннике, чтобы их могли видеть прохожие. Му| рецы называют этот обряд "Объявлением чуда¹! Как гласит легенда, Маккавеи, отвоевав { нашли там лишь один кувшин масла, которь можно было использовать в золотой меноре, и( этот кувшин сохранился в опечатанном лар! первосвященника. Этого масла явно должно 61

ло хватить не более чем на день. Маккавеи зна__

что потребуется дней восемь, чтобы получить рт туальное чистое масло. Однако они решили рис1$| нуть и зажгли большую менору. И произошла чудо: масло горело все восемь дней.                     ^?

В этом мидраше (на иврите — объяснение) от* разилась, как в фокусе, история евреев. Вся наша история — это волшебная легенда о том, как нечто, что должно было служить всего один день, чудесным образом служило восемь дней, о том, как горела и не сгорала неопалимая купина, о том, как история нашего народа, которая, поло-гике событий, давно должна была бы прекратиться, продолжается до сих пор.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ МОЛИТВЫ, СИНАГОГА И ВЕРУЮЩИЕ

О молитве

У человека есть потребность прославлять Б-га, который сотворил все чудеса жизни, просить у Него избавления по возможности от жизненных тягот и бед и благодарить за блага, уже Им дарованные: здоровье, семью, работу. Разумеется, людям хочется молиться в том случае, если их не покинуло ощущение, что Б-г существует. В иудаизме молитва о даровании гех или иных жизненных благ — это всего лишь очень малая часть литургии. Самая большая часть литургии — это благодарность Б-гу и размышления о Священном Писании, которое в ясных и простых словах выразило основные великие принципы нашей религии. Цель ежедневной молитвы — обновление религиозного чувства. Молящийся выражает молитвой свою принадлежность к еврейству и упование на Б-га.

Что касается вопроса, приводит или не приводит молитва к каким-то практическим результатам, — кто может на это ответить? Контрольные эксперименты здесь невозможны. Можно часами изощряться в остротах и парадоксах по поводу поведения Б-га, — что они докажут? Начиная с 18-го века эти парадоксы интересуют, главным образом, студентов младших курсов. Гекльберри

138

139

Финн попросил у Б-га послать ему удочку — и ом свою удочку получил, но не получил крючков

поэтому отверг религию как источник материа__

ной выгоды. Это прекрасная притча. Тем не ме нее, когда Моисей помолился, Мириам была изл< чена от проказы. А если бы Моисей не помет ся, излечилась бы Мириам или нет? На .. вопрос никто не может ответить. Если вы фат лист, молитва для вас — пустой звук. Если В1 верите в Б-га, молитва для вас —важное собьп (не обязательно решающее событие — в прот ном случае мы всегда получали бы наши удоч! вместе с крючками, стоило бы только захотеть, —| но новый элемент в ситуации, такой же, как рож»| дение ребенка).

Нет никакого сомнения, что в мире более чем»! достаточно лицемерия и ханжества, и нередкое^* пустое словоблудие принимается за истинно*;' благочестие. Если вежливому человеку доводит- г ся присутствовать при подобной церемонии, ему-становится очень неловко (что касается меня, то, боюсь, моя вежливость оставляет желать лучшего) . Иногда — или, вернее, слишком часто — я ловлю себя на том, что молюсь совершенно механически, не вникая в суть слов, которые произношу. Однако порой у меня возникает ощущение моей сопричастности с той Силой, которая соизволила даровать мне жизнь. Неискушенный читатель может посчитать эти мои откровения результатом самовнушения или скудоумия. Я, может быть, слишком много говорю о себе, но чтобы быть честным, строить лучше на чистом месте.

140

Религиозный еврей молится три раза в день — утром, днем и вечером. Молитвы эти различны в разное время дня и в разное время года. Некоторые основополагающие молитвы всегда остаются одинаковыми. Однако в Святые Дни литургия более пространна.

В синагоге

Даже у самого убежденного безбожника иной раз возникает религиозное настроение или фантазия, как бы он сам себя за это ни осуждал, подобно тому, как самый верный муж хоть иногда испытывает волнение в крови, встречаясь с хорошенькой девушкой. Это голос природы. Человеческое чувство — или, если угодно секуляристам, человеческая слабость, которая создала и тысячелетиями поддерживала религию, — есть в сердце каждого человека. И вот такой прилив религиозного чувства может заставить еврейского скептика зайти в синагогу посмотреть, что ему может дать вера его отцов.

В синагоге ему вручают молитвенник с хаотическим, по его мнению, набором текстов, снабженных переводом, длинные периоды которого кажутся ему лишь немногим понятнее, чем подлинник. Наш скептик начинает осматривать синагогу: одни углубились в молитву, другие рассеянно оглядываются, молящиеся повторяют что-то на иврите и сопровождают это ритмическими движениями, пока чтец продолжает говорить что-то

141

нараспев. Время от времени все встают — неп< нятно почему — и начинают петь в унисон — н вестно что (а если какие-то смутные детские в поминания и возникают, в молитвеннике текст отсутствует). Наконец, наступает мом> когда из ковчега извлекается священный свито: и этот свиток торжественно помещается на ка дре, при этом на серебряной крышке позванив ют колокольчики. Чтение — на диковинный в точный манер — кажется совершенно беско» ным. Видно, что и другим прихожанам это то: надоедает: они проявляют явное безразличие^ начинают шептаться или даже дремать. Далее следует проповедь. Эта проповедь, особенно еслщ раввин молод, — скорее всего конспективное из* ложение статей из либеральных газет и журналов за прошлую неделю с краткими комментариями и ссыками на Танах. И наш скептик покидает синагогу в твердом убеждении, что его религиозный порыв был вызван всего лишь преходящим и случайным приступом хандры и что если еврейский Б-г существует, то синагога — не то место, где можно устанавливать с ним контакт.

Возможно, впечатление будет иным, если он попадет в старомодную ортодоксальную синагогу, где раввин — седобородый старец, который говорит на языке идиш. В этом случае молящиеся покажутся более ревностными (хотя также порою склонными поболтать во время службы), а проповедь, если он еще не совсем забыл идиш, покажется ему глубокой, хотя и своеобразной по форме. И он уйдет из синагоги, сожалея о бы-

лых временах, ибо, разумеется, невозможно возродить идиш как язык общины или обучать ему детей, которые, вероятно, уже ходят в прогрессивную частную школу.

Все сказанное относится к посещению традиционной синагоги. В консервативных и реформистских синагогах, где совсем другие обычаи и обряды, можно увидеть лишь часть того, что есть в синагогах традиционных. Но если уж целое не производит впечатления, то часть наверняка не произведет.

Вечер в опере

Здесь уместно вспомнить первое посещение оперы. Читатель, возможно, посетил оперу в юности или в молодости, скорее всего под влиянием подруги. Не исключено также, что до этого он относился к опере весьма скептически и считал, что это скучное надувательство, пересаженное на американскую почву мертвое европейское искусство, которым снобы и пижоны восхищаются — или делают вид, что восхищаются — только потому, что ходить в оперу считается хорошим тоном среди европейской аристократии. Насколько мне известно, именно так думают об опере очень многие из моих читателей.

Однако тот, кто изменил свое мнение об опере, вспомнит, наверно, что случилось это отнюдь не после первого визита. В первое посещение опера, казалось, подтвердила его худшие опасения. В ло-

142

143