какое неистовое возбуждение бушевало в немец ком еврействе в первые годы подъема реформи. ма. Казалось, недалек уже тот день, когда насту, пит пора трогательного братства евреев и христи ан. Евреи-реформисты отказывались чуть ли не о всех отличительных обрядов и обычаев своей ст рой веры и перенимали нравы и эстетические о_г мы Запада. Они были совершенно уверены, чт немцы немедленно двинутся им навстречу и пр тянут им руку дружбы, и тогда-то наступит вож деленный мир между религиями. Немецкие ев реи, переселявшиеся в Соединенные Штаты, при возили с собой свою реформированную веру. Америке-то она главным образом и обоснова лась — и определила устойчивый образ жизни д вольно значительного количества американских евреев. В Германии же реформистское течени было ликвидировано Гитлером.

Консерваторы опережают реформистов

В самом реформистском движении с самого начала были люди, несколько ошарашенные безудержным размахом перемен, которые, казалось, "вместе с водой выплескивали и ребенка". И многие крупные идеологи реформистского дви жения выступили против слишком решительного, характера реформ. Они утверждали (предвосхиИ щая идеи, общепринятые в современной социологии), что живая вера должна быть чем-то большим, нежели абстрактная идея, и что жизнь гораздо глубже логики, ("начала это была лишь

340

крошечная встречная волна, которая не могла сдержать ликующего прилива безудержного реформизма. Но к нашим дням эта волна превратилась в мощный поток консервативного иудаизма, коюрый значительно опередил реформистское течение.

Когда в 1930 году я недолгое время ходил в религиозную среднюю школу, ученики старших классов с огнем в глазах шептались о каком-то слрашно завлекательном месте, которое они называли "семинарией имени Шехтера" Ходили слухи, что учиться в ней — значит флиртовать с б-го-отпупничеством. А с другой стороны, она давала возможность в конце концов получить заманчиво:' место раввина в богатом консервативном приходе. Для учеников, которые намеревались сгк-иь раввинами, это было немалое искушение, кслорое давало им пищу для серьезных б-гоиска-тельных размышлений.

Соломон Шехтер, отец американского консер-ва!явного движения в иудаизме, был человеком большой учености. Его взгляды сформировались поц влиянием умеренных идеологов немецкого реформистского движения (отсюда и появилось название "консервативный"). По сей день семинария имени Шехтера остается высшим учебным занедением весьма консервативного толка, — а вовсе не тем блистательным сочетанием Монте-Карло и злачных мест Нью-Йорка, каким мы его себе представляли, когда учились н ортодоксальной религиозной школе. Студенты семинарии имени Шехтера соблюдают традиционные обряды,

341

читают традиционные молитвы и получают оче* серьезную традиционную подготовку в облает» еврейского Закона. Им также читается обширны? курс истории религиозной критики — в это» Шехтер был особенно сведущий специалист.

В начале 20-го века, когда американское еврей-! ство радикально изменилось, идеи Шехтера пр* влекли к себе многих адептов. Евреи, бежавшие от погромов и революций, бушевавших в Восток ной Европе, — таких людей было, наверно, мил-; лиона два, — только что прибыли из обособленных гетто. При всем своем опьянении жизнью в: Новом Свете, многие из них вовсе не склонны были отказываться от атрибутов старой веры. Наоборот, они цеплялись за нее: она была каким-то знакомым островком в море неведомых дико-1 винок.

И по мере того как эти люди привыкали к Америке и завоевывали себе в ней место под солнцем, укреплялась связь между старым и новым образом жизни. Эмигранты хотели держаться за свою старую веру, но они хотели так-! же — не мытьем, так катаньем — освободиться от I кандалов повседневной напряженности. Реформистский иудаизм был для них слишком чужд! и слишком странен. Они не могли бы спокойно молиться на английском языке и с непокрытой головой. Раввин, который ел свинину и после шаббатной службы выкуривал сигару, был для них курьезной и даже шокирующей фигурой, как бы он ни был учен и красноречив. Им хотелось чего-то другого.

Ученики Соломона Шехтера в своих новых консервативных храмах предложили прихожанам много из того, чем пленяли их реформисты. У консерваторов мужчины и женщины сидели вперемежку, там играл орган, сокращенная литургия оживлялась английскими вставками, хотя сохранялись и некоторые знакомые старые молитвы на иврите. Молодые раввины — чисто выбритые и говорящие на хорошем английском языке — явно были людьми нового западного мира. Эмигранты, которых обстоятельства нередко заставляли нарушать законы субботы и есть запрещенную пищу, стыдились взирать на святой ковчег и встречать суровый взгляд раввина в традиционной ортодоксальной синагоге. В консервативном же храме они чувствовали себя куда свободнее. Там они скорее гордились тем, что они все-таки блюдут свой иудаизм, чем чувствовали себя виноватыми в том, что они нарушают установления Закона. И если в эти годы реформисты завоевали себе довольно мало новых сторонников, то массовое приобщение евреев к рядам последователей Соломона Шехтера за одно лишь десятилетие превратило консервативный иудаизм в движение, равное реформизму по числу своих приверженцев.

Если первое поколение нашло консервативный иудаизм достаточно привлекательным, то их дети тем более прилепились к нему душой. Еврейское образование они получили весьма скудное и отрывочное, и их привязанность к старой вере произрастала прежде всего из эмоций да из любви к

342

343

ж я я

И Я О О

ч о

5

II

о а

я и

я я

Я О ^ И

а а

о. 2

к > л

1111

1

11

н о

О) Н

о <и з л

X 5*

я ж

9 я

я

>. Н О) Ю ТО Н

«то

о ч

и о

со

ездить на машине и что служба значительно кращена, — все это создает у мирянина ощуще ние, что он вообще освобожден от обязанное соблюдать законы ритуала. Поскольку в разныя консервативных приходах приняты очень разнь нормы, а единого общего закона у консерваторов нет, то бороться с таким ощущением чрезвычайно трудно.

Ортодоксия и неортодоксальные течения

Между неортодоксальными течениями, с одне стороны, и ортодоксальными, с другой, сейчас существует нечто вроде дипломатического миргЦ Анафемы, столь принятые в прошлом веке, давно отшумели. Однако, само собой, под прикрытиел учтивого расшаркивания идет борьба за умы ли дей или, по крайней мере, за посещаемость си* гог.

Едва ли в ближайшем будущем положение существенно изменится. Реформисты не могут признать над собою власть Моисеева закона иначе они перестанут существовать как рефо{ мисты. Консерваторы не могут отказаться своих новшеств — иначе они сольются с ортодок^ сами. У обоих этих движений есть общенацис нальные учреждения: синагоги, иешивы, воск{ ные школы, вечерние школы, и каждое движем может похвалиться большим количеством при-| верженцев. Когда и где бывало, чтобы какое либо движение или направление пожелало само ликвидироваться?

346

Разве ортодоксы могут поставить под сомнение свою вассальную верность Закону и признать консервативные или реформистские импровизации? В 19-ом веке, казалось, был момент, когда это вот-вот должно было случиться. Но ортодоксальный иудаизм выжил и оправился от ударов, нанесенных ему раскольниками. Отдельные люди, конечно, все время продолжали отпадать от ортодоксии. Отпадение это шло каскадом: от ортодоксов — к консерваторам, а от консерваторов — к реформистам. Но от этого ни консервативное, ни реформистское движение не разбухли, как, на первый взгляд, они должны были разбухнуть, ибо бунт против ортодоксии нередко переходил в безразличие, а безразличие — в ассимиляцию и потерю еврейской сущности. И, как ни странно, река ортодоксального иудаизма тоже не обмелела. Новую силу ему придали беженцы из гитлеровской Германии — и с тех пор оно ширится ничуть не хуже других течений. Сколько можно сейчас судить, все три основных направления иудаизма — во всяком случае в Соединенных Штатах — будут сохраняться еще долгое время.

Отколовшиеся движения едва ли могут хотеть исчезновения ортодоксального иудаизма. Их существование более или менее зависит от основной массы последователей Моисеева Закона, которые переписывают священные свитки, изучают классиков иудаизма, соблюдают догматы веры в доведенных до крайностей формах и создают источник сил и обновления для менее требовательных течений. Великая слабость консервативного

347

и реформистского иудаизма (по крайней мер мне так кажется) заключается в том, что они на чинают клониться к упадку, если в них постоявд не вливается животворная новая кровь ортодо* сального иудаизма.

В наши дни очень часто можно услышать, оба эти движения были амортизаторами ударе нанесенных иудаизму европейским просвещен ем, и что они сохранили для наа1ей древней вер многих евреев, которые в противном случае всегда отпали бы от нее. Если, как верят о{ доксальные евреи, Моисеев закон — это реша щая внутренняя сила, они должны незлобиво | терпимо относиться к раскольникам, особе* к наиболее мыслящим из них. Но это значило требовать от человеческой природы слишке многого. Когда в районе, где несколько десятке лет безраздельно властвовала синагога, открыв ется неортодоксальный храм, который привлек ет к себе мужей и жен, желающих сидеть во вр мя службы рядом друг с другом, — тогда, ка правило, ортодоксы относятся к этому новое дению отнюдь не с философским спокойствие^

То, что в неортодоксальных храмах мужчш и женщины могут сидеть бок о бок, было выгодно для реформаторства. До сих пор это бь их козырный туз в игре против ортодоксов, иб такой порядок куда больше соответствует обь ям, принятым у подавляющего большинства риканцев. Но для ортодоксов именно эта осо(: ность синагогальной традиции стала самым гроК ким боевым кличем. "Ладно, — говорят они,

348

коль скоро здесь вы нас атакуете, так будем играть на вашем поле". Отделение мужчин от женщин во время б-гослужения стало теперь отличительным признаком ортодоксального молитвенного собрания. Может показаться, что это слишком уж мелкий вопрос для того, чтобы по нему так кардинально разделилось столь древнее и богатое идеями религиозное сообщество, как еврейское. Однако, идя на войну, никогда ведь нельзя знать заранее, какая крошечная деревушка у тебя на пути может оказаться твоим Аустерлицем и твоим Ватерлоо.

Сугубо личное замечание

Я постарался здесь как можно лучше обрисовать реформистское и консервативное движение и сделать это объективно и неискаженно. Но моя картина должна быть, наверно, в сознании читателя откорректирована фактом, ему достаточно ясным • мои личные симпатии принадлежат основному традиционному течению, и неортодоксальные движения я рассматриваю более или менее со стороны. Отдельные люди, принадлежащие к этим движениям, внесли неоценимый вклад в изучение иудаизма, предприняли героические усилия в спасении евреев, способствовали процветанию еврейства — и в Америке и в Израиле. Как же могут ошибаться люди, на счету у которых — такие заслуги? Дело не в том, что консерваторам и реформистам недостает ума и таланта — и, разуме-

349

ется, не в том, что я осенен какой-то высше мудростью, в которой им отказано; дело в мои ных общественных силах, которые создали нео| тодоксальные движения. В истории любого да случалось, что люди величайшего ума и неис каемый энергии, слава и гордость своих стран^ всего мира, оказывались неправы в вопрос имеющих непреходящее значение. ВозмояаЦ именно ортодоксы, а не их противники, шаг не в ногу со временем. История рассудит. Мо задача заключалась не в том, чтобы раскрити* вать какое-либо сообщество евреев, а в том, бы разъяснить читателю, что представляют соб эти сообщества, — рассказать так, как я это нимаю.

Коль скоро дело касается филантропичес! мероприятий и деятельности по спасению люде все американское еврейство работает сообг невзирая на религиозные разногласия. Идет речь о том, чтобы помогать Израилю, или о то!| чтобы строить больницы, или о том, чтобы осу! ствлять другие проекты в общине, — ортодокс консерваторы, реформисты засучивают рука и принимаются за работу. Выдающиеся руковох тели часто выходят из рядов консерваторов ш реформистов, или же из рядов весьма многоч ленных людей, которые не молятся Б-гу. Кру| ные организации — такие, как известные свс энергией и своими достижениями "Бней-БрИ или "Гадасса", — вовсе не связаны с тем или др гим религиозным направлением. Весьма пока телен один второстепенный, но характерный

мент, который подспудно указывает на взаимоуважение разных групп еврейской общины: даже тогда, когда в совместной работе над каким-нибудь проектом неверующих евреев больше, чем верующих, на их общих обедах и банкетах обычно бывает кашерная пища (хотя иногда это требует изрядных дополнительных расходов). Инстинкт, который подсказывает неверующим евреям вести себя таким образом, заслуживает самой высокой похвалы; однако никто не занимается пространными рассуждениями на эту тему.

Если бы иудаизм ограничивался благотворительной деятельностью, охраной здоровья, мероприятиями по спасению людей или работой по социальному вспомоществованию, все — или большинство — евреев были бы ортодоксами. Однако такие виды деятельности — это еще не вся Тора (хотя и большая часть ее). Ультраблагочестивые ортодоксы, видя, что представляет собою американское еврейство, зачастую впадают в отчаяние. Я же, со своей стороны, горжусь тем, что я — часть этого еврейства, перед которым, по-моему, открыто великое будущее.

Ассимиляция

Однажды, когда мне было семнадцать лет, один из евреев нашей общины сказал мне:

— Самое лучшее, что мы можем сделать, — это вступить в смешанные браки и исчезнуть как народ.

350

351

Это был первый случай, когда мне пришлось! услышать лозунг ассимиляторов, провозглашав-1 мый четко и ясно. Я оторопел, я застыл, словно! окаменелый. Я взглянул на своего собеседника,! пытаясь понять, серьезно он говорит или шутит.| Он говорил серьезно. Ассимилятор всегда оче* серьезен, хотя часто эти люди весьма туманно! представляют себе состояние собственных мыс-1 лей.

Ассимиляторство — это наиболее многочислен-! ное неортодоксальное движение в еврействе, и| существует оно издавна: по сути дела, это самое! древнее неортодоксальное движение. Внешне оно] не кажется движением, ибо по самой природе своей оно не имеет ни организации, ни лидеров,! ни храмов, ни школ, ни теоретических трудовД ни оформленной доктрины. Однако в те истори-1 ческие периоды, когда еврейство пользуется! свободой, как, например, в наше время, ассимиляторскими настроениями бывало и бывает охва-| чено до половины еврейства, а иной раз и больше| половины.

Те, кто называют ассимиляторов перевертыша-! ми, малодушными слабаками, выкрестами, пре-1 дателями, вероотступниками и другими бранны-1 ми кличками, — это люди, неспособные мыслить! и заменяющие руганью свое нежелание мыслить.1 На самом же деле удивительно скорее не то, что] среди евреев есть ассимиляторы, а то, что еврейство не пошло целиком по пути ассимиляторства,^ дабы в какой-то из периодов относительной сво-] боды и терпимости слиться с окружающим обще-1

351

ством и испариться. Как! Нам лают возможность сбросить с себя бремя остракизма и раствориться среди миллиардов других лю.пей: гак неужели же мы с радостью не ухватимся за такую возможность? Ну какой прок —если вспомнить всю долгую и печальную историю евреев, — какой прок в том, чтобы упрямо отстаивать свою еврейскую сущность?

При всем этом ассимилятор редко излагает свое кредо хладнокровно, как сделал мой собеседник. И обычно он вовсе не составляет плана действий, ведущих к ассимиляции евреев. Он просто не мешает ассимиляции, позволяет ей произойти. Для этого он всего лишь переемаст каким бы то ни было образом подчеркивать свое еврейство. Проходит три или четыре поколения — и семья перестает причислять себя к евреям: разве что кровожадные безумцы вроде гитлеровцев начинают раскапывать родословные в поисках нечистокровных бабушек и дедушек. Для того чтобы в свободном обществе оставаться евреем, требуется прилагать значительные усилия. Если такие усилия не прилагаются, еврейство тает и исчезает. Ассимиляторы, которые пытаются активно ускорить это исчезновение — тем, например, что они меняют свои имена и фамилии и отрицают свое еврейское происхождение. — это скорее исключение, чем правило.

Ассимиляция, подобно отморожению, начинается с периферийных участков. Обшины, находящиеся в отдалении от крупных еврейских центров, почти всегда быстро отпадают от еврейства.

353

Первыми склонны ассимилироваться крайни! общественные группы: самые бедные и самые б гатые, высокообразованные и неграмотные, наи более одаренные и безнадежно тупые. Невежеству и неразумие способствуют упадку веры. Повш^ ясь чувству стадности, темные и серые люди от рываются от своего народа, перестают соблюдат обычаи и обряды и забывают о своем еврействе Нищета и вечная погоня за хлебом насущным вы тесняет из сознания человека мысли о духовны: и национальных ценностях, и его принадлежнос к еврейскому народу стирается. На другом ж общественном полюсе богачи и интеллектуаль быстро входят в нееврейское общество. Они о^ наруживают, что иудаизм становится для нш! препятствием на этом пути, и тогда они отказь ваются от иудаизма. Именно в средних слоях на селения дольше всего сохраняется привержен ность к национальным еврейским движениям -будь то сионизм, ортодоксальный иудаизм ил11 неортодоксальные религиозные течения и секты|

Однако, в конце концов, и этих людей тол захватывает ассимиляторство. Когда профессора] и губернаторы, кинозвезды и миллионеры, писа^ тели и юристы открыто отказываются от свои» связей с еврейством и от своих древних обычаев (сейчас это происходит в Америке, а в разные эпохи происходило в Германии, Испании, Марокко, Риме и Вавилоне), то даже странно, что находятся еще хоть какие-то люди, которые сохраняют привязанность к еврейским национальным ценностям. Однако много ли, мало ли, но сколь-

ко-то таких людей остается, и после трудной борьбы еврейство со временем всегда обновляется—с тем, чтобы в следующий период свободы _и терпимости произвести на свет новую волну красноречивых ассимиляторов. Слышны даже голоса, утверждающие, что в этом-то и есть истинная миссия евреев, секрет мессианского символа: евреи должны давать миру таких людей, как Святой Павел, Спиноза, Фрейд, Дизраэли. Заманчивая теория, не правда ли? Но у нее есть одно слабое место: ведь если бы ассимиляция действительно повсеместно победила в истории, то исчезла бы та питательная среда, которая производит подобных знаменитостей, и мир их больше не увидел бы.

Потеря еврейством таких светлых умов при каждой волне ассимиляции — явление неизбежное. Первыми распознавая растущий конфликт между старым и новым, эти люди раньше других приходят к выводу, что иудаизм устарел. Суть своего существования они видят в том, чтобы при новых порядках стать хозяевами жизни, получить признание своим способностям. Они создают климат, в котором ассимиляция становится сперва наиумнейшим, а затем и самым обычным образом действий. Простой человек слепо следует за ними, отнюдь не получая при этом таких же жизненных благ и вознаграждений, — следует просто потому, что при ослаблении общины всегда легче быть неевреем, чем евреем.

Любопытно отметить, что когда интеллектуаль-

354

355

ная элита отказывается от своего еврейства, с) стороны это вовсе не рассчитанный, тщатех продуманный акт. Некоторые из них уже рох, ются в ассимилированных семьях и потому имеют даже возможности познакомиться с иу| измом. Если дома они и получают како традиционное еврейское образование, оно быс. теряет для них свою значимость и уступает мес интересу к какой-то другой сфере деятельное в зависимости от личного призвания и талаь, В пятнадцать лет перед ними открывается шщ кий мир, и у них возникает такое умонастроек™ которое навек отвращает их от сколь ко-нибу| серьезного изучения духовного наследия свое народа. Чрезвычайно редко среди людей, от ших от еврейства, встречаются такие чуд_ая каким был, например, Генрих Гейне, которь. с запозданием усомнился в правильности идц ассимиляции, снова во всеуслышание призь себя евреем и отменил свой прежний вердш Да и такой редкий чудак обычно приходит к г«< добному решению лишь на склоне лет, когд и ему и его последователям уже слишком поз/ возвращаться на круги своя.

Говорит ассимилятор

— Все, что вы здесь говорите, совершений справедливо и в целом хорошо изложено. У мен^ вызывает уважение ваше глубокое знакомств< с иудаизмом и ваша приверженность ему. В некс

тором смысле, я вам даже завидую — не вашей ясизни, а вашим познаниям в иудейском Законе и вашему религиозному ощущению, хотя и сам Закон и религиозное ощущение кажутся мне чем-то очень странным. Но для меня лично вопрос решен, и возврата назад нет. Как вы знаете, я никогда не отрицал своего еврейского происхождения, и я горжусь своими предками — по вашим словам, весьма древними и заслуживающими всяческого почтения. Но должен с грустью признать, слова "миссия евреев" для меня ничего не значат. Для меня это — лишь любопытный факт истории развития человеческой мысли, не

более.

— Я прекрасно осознаю, что мои дети, возможно, перестанут считать себя евреями, а уж внуки-то мои — наверняка. Рискуя вас обидеть, я должен сказать, что, по-моему, это — к их благу. Все мои способности, какими бы они ни были, не оградили меня от "пращей и стрел яростной судьбы", которые поражают в той или иной степени всех евреев. И, по-моему, стараться этого избежать — более чем разумно. Опять же, могу сказать: ко всем вам, блюдущим свое еврейство, я отношусь с уважением и изумленным восхищением. Возможно, ваше поведение вполне оправдано в глазах Б-га, в которого вы верите, а я — нет. Но мне, простите, все это кажется донкихотством: с безумной и печально-смешной энергией вы цепляетесь за устарелый кодекс чести и обряжаетесь в заржавевшие доспехи, оставшиеся от умершего века. Если вы окажетесь правы и если действи-

356

357

гельно существует загробный мир, в котором встретимся и снова обменяемся нашими наблкц ниями, то вы будете там надо мной смеятьс^ при условии, что души там вообще могут смея ся. Но я не думаю, что мне суждено когда-ниб} услышать, как вы надо мной смеетесь, ибо не гу же я изменить своих взглядов, которые представляются ясными и неизбежными, точ небо над головой.

— Вы хотите, чтобы я глубже изучил свое "д ховное наследие"? Но не хотите ли вы так> чтобы я, кроме того, глубоко изучил магомет ство, буддизм, католицизм, зороастризм? Но этого же не хватит целой жизни! Иудаизм знач для меня столько же, сколько все эти филос фии. Для меня это всего лишь экспонаты в муз истории религий. У меня есть общее представх ние об иудаизме: Авраам, Моисей, единый Исход, Тора, запрет на свинину и так далее. я не изучал Талмуда. Но я — человек, получ ший современное образование. Если западнь мир пренебрег специализированными ученыл трудами еврейства и чтит только Библию, мне кажется разумным. Может ли Рамбам сказа^ мне что-нибудь такое, чего не сказали Кант, Ни ше или Уайтхед¹ ? Если да, то почему никто в падном мире не "открыл" заново Рамбама? Щ

¹ Альфред Норт Уайтхед (1861-1947) - крупный ский математик и философ-метафизик, первым применив!! математические методы к философии, создатель стройной ме физической теории и автор ряда основополагающих философ трудов ("Наука и современный мир", "Процесс и действите ность" и др.). (Примечание переводчика.)

моему, он — что-то вроде еврейского Фомы Ак-винского. А Фома Аквинский для меня — это преданье старины глубокой. От меня требуется, чтобы я знал все лучшее в новейших течениях современной мысли, — и, по-моему, я в целом это знаю. Не пойду же я в иешиву, чтобы там сидеть и зубрить среди мальчишек. Я — мужчина, мне надо работать, и я не ощущаю в своем умственном или культурном развитии каких-то интеллектуальных провалов, которые требовали бы, чтобы я таким решительным и мелодраматическим способом стал наверстывать упущенное. Разумеется, для того чтобы изложить взгляды ассимиляторов, я специально избрал человека мыслящего и культурного. Я подтасовал бы карты, если бы выбрал для выражения таких взглядов того недалекого парня, который живет в пригороде Нью-Йорка в особняке, подделанном под стиль "тюдор", и который однажды, слегка картавя, сказал своему гостю — работнику фонда "Объединенный еврейский призыв":

— Кто вам сказал, что я еврей? Пожалуйста, уходите отсюда и больше мне не досаждайте!

Или я мог бы выбрать ту девушку, которая пыталась опротестовать в суде завещание своего деда: согласно его последней воле, любой из его внуков, пожелавший вступить в брак с неевреем, терял право на свою долю дедушкиного наследства. Родители девушки не дали ей никакого еврейского воспитания. Она хотела заполучить своего жениха-нееврея и в то же время хотела заполучить акции и ценные бумаги своего деда, но

358

359

отнюдь не его курьезную веру. Кажется, она играла процесс.

Все эти люди — как мой красноречивый ее седник или же другие, чьи действия не менч красноречивы, — все они потеряны для иудаизл и делу конец; они отпали от иудаизма, пойдя той дороге, которая привела к исчезновенц куда большего числа евреев, чем даже гитлеро^ ский террор. Конечно, как человеческие сущее они остались живы и здоровы. Но для сра> щейся армии практически все равно, убиты ли< солдаты или же они дезертировали куда-нибуд в горы и там поспешно посбрасывали с се€ мундиры.

Наша вера учит, что Б-г может воскресить и$ даизм в еврее в его смертный час. Может быт так и бывает, но обычно об ассимиляторах мо> сказать, что еврейство погибло в них навсеп Так случалось в истории со многими народап Недостаток воспитания, недостаток воли, перемв ны в окружающей среде, преследования, возни* новение новых интересов, интеллектуальное 01 чуждение — все это вполне может убить нацис нальное самосознание.

Оправдывая себя, ассимиляторы почти всегд приводят последний довод — интеллектуально отчуждение. Но чаще всего это —лишь слова, ко торые приходят на ум в последнюю очередь, словам ведь предшествуют действия. Исключ тельно редко происходит то, что произошло Спинозой — человеком, глубоко проникшим иудаизм, но отвергнутым своими единоверцами^

Большинство людей отпадает от еврейства пото-_Что у них никогда не было возможности толком узнать, что такое еврейство. Талмуд называ-_т этих — весьма многочисленных — людей "детьми воспитанными в рабстве", таким образом снимая с них вину за отступничество. Среди этих -детей"■ в эпоху Талмуда были некоторые из самых преуспевающих людей Римской империи.

Колеблющиеся

Есть много евреев еще одного типа — их не меньше, чем ассимиляторов. Национальное сознание в них тоже ослаблено, но оно — живет. Они нередко говорят и действуют точно так же, как ассимиляторы. Обычно они не принадлежат ни к какому религиозному направлению и не соблюдают никаких обрядов. Во время застольных бесед они могут весьма красноречиво доказывать вред религии и нападать на сверхъестественного Б-га Моисеева. В то же время они не могут спокойно смириться с тем, что их собственная еврейская сущность хиреет. Мысль о том, что их дети могут полностью отпасть от еврейства, не дает им спать по ночам, хотя они сами не могут толком сказать, почему. Они почти стыдятся дремлющих в них еврейских инстинктов. Они — не ассимиляторы. Они — настоящие евреи, выбитые из колеи катаклизмами последних двух столетий. То, что в них сохраняется еврейская сущность и

360